ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ни по внутренним своим качествам, ни по внешнему
положению она не могла победить деспотизм: ее поражение было предопределено.
Что она не могла победить собственными силами, в этом виною не ее
малочисленность, а самый характер ее психической силы, которая есть
раздвоенность, то есть бессилие; а народ не мог ее поддержать, несмотря на
соблазн общего интереса, потому что в целом бессознательная ненависть к
интеллигенции превозмогает в нем всякую корысть: это общий закон
человеческой психики. И не будет нам свободы, пока мы не станем душевно
здоровыми, потому что взять и упрочить свободу можно лишь крепкими руками в
дружном всенародном сотрудничестве, а личная крепость и общность с людьми --
эти условия свободы -- достигаются только в индивидуальном духе, правильным
его устроением.
Есть коренное различие между отношение народа и имущим и образованным
на Западе и этим отношением у нас. И там народ ненавидит барина и не
понимает его языка, но там непонимание и ненависть коренятся в
умопостигаемых чувствах. Там народ ненавидит барина за то, что барин живет
сыто, не трудясь физически, что трудами прежних поколений народа барин
накопил себе крупный излишек, который дает ему возможность и жить в роскоши,
и держать народ в безысходном рабстве, и приобретать знания, помогающие ему
опять-таки эксплуатировать народ. Это -- озлобление раба против господина и
зависть голодного к сытому. С другой стороны, самое знание господ чуждо
народной массе как по своему объему, так и по своей отвлеченности: отсюда
непонимание. Но там нет той метафизической розни, как у нас, или, по крайней
мере, ее нет в такой степени, потому что нет глубокого качественного
различия между душевным строем простолюдина и барина; отчасти барское знание
столетиями просачивалось в народ отчасти в самой интеллигенции не так велик
раскол между сознанием и жизнью. Западный буржуа несомненно беднее русского
интеллигента нравственными идеями, но зато его идеи не многим превышают его
эмоциональный строй, а главное, он живет сравнительно цельной душевной
жизнью. Оттого на Западе мирный исход тяжбы между народом и господами
психологический возможен: там борьба идет в области позитивных интересов и
чувств, которые естественно выливаются в форму идей, а раз такая
формулировка совершилась, главной ареной борьбы становится индивидуальное
сознание. И действительно, на Западе идеи социализма играют сейчас решающую
роль. Они постепенно превращают механическое столкновение в химический
процесс, с одной стороны, сплачивая рабочую массу, с другой -- медленно
разлагая идеологию буржуазии, т.е. одним внушая чувство правоты, у других
отнимая это чувство.
Между нами и нашим народом -- иная рознь. Мы для него -- не грабители,
как свой брат деревенский кулак; мы для него даже не просто чужие, как турок
или француз: он видит наше человеческое и именно русское обличие, но не
чувствует в нас человеческой души, и потому он ненавидит нас страстно,
вероятно с бессознательным мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы
свои. Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, --
бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть,
которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной.
V
Таковы мы были перед революцией, такими же с виду остаемся и теперь. Но
уже задолго до революции в интеллигентской психике начался глубокий перелом.
Этот внутренний распад личности был до такой степени противоестествен,
так угнетала беспорядочность и грубость собственного быта, не руководимого
сознанием, так изнурялся самый ум вечным раздражением
отвлеченно-нравственной мысли, что человек не мог оставаться здоровым. И
действительно, средний интеллигент, не опьяненный активной политической
деятельностью, чувствовал себя с каждым годом все больнее. Уже в половине
восьмидесятых годов ему жилось очень плохо: в длинной веренице
интеллигентских типов, зарисованных таким тонким наблюдателем, как Чехов,
едва ли найдется пять-шесть нормальных человек. Наша интеллигенция на девять
десятых поражена неврастенией; между нами почти нет здоровых людей, -- все
желчные, угрюмые, беспокойные лица, искаженные какой-то тайной
неудовлетворенностью; все недовольны, не то озлоблены, не то огорчены. То
совпадение профессии с врожденными свойствами личности, которое делает
работу плодотворной и дает удовлетворение человеку, для нас невозможно,
потому что оно осуществляется только тогда, когда личность выражена в
сознании; и стоят люди на самых святых местах, проклиная каждый свое
постылое место, и работают нехотя, кое-как. Мы заражаем друг друга
желчностью и сумели до такой степени насытить, кажется, самую атмосферу
нашим неврастеническим отношением к жизни, что свежий человек -- например,
те из нас, кто долго жил за границей, -- на первых порах задыхается, попав в
нашу среду.
Так шло, все усиливаясь, до конца 90-х годов. Общественное мнение,
столь властное в интеллигенции, категорически уверяло, что вся тяжесть жизни
происходит от политических причин: рухнет полицейский режим, и тотчас вместе
со свободой воцарятся и здоровье, и бодрость. Настоящей болезни никто не
подозревал; все слепо верили этому утверждению, снимавшему с личности всякую
вину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80

ТОП авторов и книг     ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ    

Рубрики

Рубрики