Но здесь мы наталкиваемся на
поразительный факт: в нашей "богатой" литературе в прошлом нет ни одного
трактата, ни одного этюда о праве, которые имели бы общественное значение.
Ученые юридические исследования у нас, конечно, были, но они всегда
составляли достояние только специалистов. Не они нас интересуют, а
литература, приобретшая общественное значение; в ней же не было ничего
такого, что способно было бы пробудить правосознание нашей интеллигенции.
Можно сказать, что в идейном развитии нашей интеллигенции, поскольку оно
отразилось в литературе, не участвовала ни одна правовая идея. И теперь в
той совокупности идей, из которой слагается мировоззрение нашей
интеллигенции, идея права не играет никакой роли. Литература является
именно, свидетельницей этого пробела в нашем общественном сознании.
Как не похоже в этом отношении наше развитие на развитие других
цивилизованных народов? У англичан в соответственную эпоху мы видим, с одной
стороны, трактаты Гоббса "О гражданине" и о государстве "Левиафане" и
Фильмера о "Патриархе", а с другой -- сочинения Мильтона в защиту свободы
слова и печати, памфлеты Лильборна и правовые идей уравнителей --
"левеллеров". Самая бурная эпоха в истории Англии породил и наиболее крайние
противоположности в, правовых идеях. Но эти идеи не уничтожили взаимно друг
друга, и в свое время бил создан сравнительно сносный компромисс, получивший
свое литературное выражение в этюдах Локка "О правительстве".
У французов идейное содержание образованных людей в XVIII столетии
определялось далеко не одними естественнонаучными открытиями и
натурфилософскими системами. Напротив, большая часть всей совокупности идей,
господствовавших в умах французов этого века просвещения, несомненно, была
заимствована из "Духа законов" Монтескье и "Общественного договора" Руссо.
Это были чисто правовые идеи; даже идея общественного договора, которую в
середине XIX столетия неправильно истолковали в социологическом, смысле
определения генезиса общественной организации, была по преимуществу правовой
идеей, устанавливавшей высшую норму для регулирования общественных
отношений.
В немецком духовном развитии правовые идеи сыграли не меньшую роль.
Здесь к концу XVIII столетия создалась уже прочная многовековая традиция
благодаря Альтузию, Пуфендорфу, Томазию и Хр. Вольфу. Наконец, в
предконституционную эпоху, которая была вместе с тем и эпохой наибольшего
расцвета немецкой духовной культуры, право уже признавалось неотъемлемой
составной частью этой культуры. Вспомним хотя бы, что три представителя
немецкой классической философии -- Кант, Фихте и Гегель -- уделили очень
видное место в своих системах философии права. В системе Гегеля философия
права занимала совершенно исключительное положение, и потому он поспешил ее
изложить немедленно после логики или онтологии, между тем как философия
истории, философия искусства и даже философия религии так и остались им
ненаписанными и были изданы только после его смерти по запискам его
слушателей. Философию права культивировали и большинство других немецких
философов, как Гербарт, Краузе, Фриз и другие. Впервой половине XIX столетия
"Философия права" была, несомненно, наиболее часто встречающейся философской
книгой в Германии. Но помимо этого уже во втором десятилетии того же
столетия возник знаменитый спор между двумя юристами -- Тибо и Савиньи -- "О
призвании нашего времени к законодательству и правоведению". Чисто
юридический спор этот имел глубокое культурное значение; он заинтересовал
все образованное общество Германии и способствовав более интенсивному
пробуждению его правосознания. Если этот спор ознаменовал окончательный
упадок идей естественного права, то в то же время он привел к торжеству
новой школы права -- исторической. Из этой школы вышла такая замечательная
книга, как "Обычное право" Пухты. С нею самым тесным образом увязано
развитие новой юридической школы германистов, разрабатывающих и отстаивающих
германские институты права в противоположность римскому праву. Один из
последователей этой школы, Безелер, в своей замечательной книге "Народное
право и право юристов" оттенил значение народного правосознания еще больше,
чем это сделал Пухта в своем "Обычном праве".
Ничего аналогичного в развитии нашей интеллигенции нельзя указать. У
нас при всех университетах созданы юридические факультеты; некоторые из них
существуют более ста лет; есть у нас и полдесятка специальных юридических
высших учебных заведений. Все это составит на всю Россию около полутораста
юридических кафедр. Но ни один из представителей этих кафедр не дал не
только книги, но даже правового этюда, который имел бы широкое общественное
значение и повлиял бы на правосознание нашей интеллигенции. В нашей
юридической литературе нельзя указать даже ни одной статейки, которая
выдвинула бы впервые хотя бы такую по существу не глубокую, но все-таки
верную и боевую правовую идею, как иеринговская "Борьба за право". Ни
Чичерин, ни Соловьев не создали чего-либо значительного в области правовых
идей. Да и то хорошее, что они дали, оказалось почти бесплодным: их влияние
на нашу интеллигенцию было ничтожно; менее всего нашли в ней отзвук именно
их правовые идеи. В последнее время у нас выдвинуты идея возрождения
естественного права и идея интуитивного права.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80