– Разрабатывали втроем, – видно было, что Никитину доставляет удовольствие вспоминать свои былые подвиги, – Романовский, я и Володька Крестов. Романовский убит, я перед тобой сижу, а Крестов... Он в Афгане остался. Навсегда. Его на куски разорвало вместе с президентской охраной, когда мы брали дворец Амина... Это я видел своими глазами... Хотя тогда, в Сальвадоре всю эту хитрую операцию придумал именно он...

Глава четвертая.

Майора госбезопасности Владимира Крестова не разорвало на куски во дворце Амина, как считал Никитин. Он сам готовил тот взрыв, сам полез под него в нужное время, но он слишком хорошо знал расположение зарядов, чтобы лезть в такое место, где его могло разорвать на куски. Ситуация была идеальная чтобы совершить, наконец, то, что он задумал уже давно. Он просто занял присмотренное заранее безопасное укрытие, а когда взрывом, который Никитин, действительно видел своими глазами, аминовских охранников изуродовало до неузнаваемости, надел на какой-то торс с оторванной головой свой медальон, который тысячу раз видели и Никитин, и Романовский. На опознание у них была минута, не больше, потому, что нужно было двигаться дальше, вглубь дворца – работа прежде и превыше всего.
А Владимир Крестов, «погибший» при взятии дворца Амина, бесследно растворился в афганских горах. «Майор Крестов» и в самом деле – умер, перестал существовать. Просто тот, кто прежде носил это имя, отказался от него, похоронил его в своей памяти. И прозрачную границу с Пакистаном в районе Хайберского прохода переходил не Крестов, а заштатный репортер маленькой чикагской газетенки Грегор Джонсон, которого по мутным волнам Кабула перевезли на утлой лодчонке через границу на пакистанскую сторону всего за полсотни американских долларов.
В Пешаваре и Равалпинди было слишком много сотрудников советской внешней разведки, которых Грегор Джонсон хорошо знал в лицо, и которые его знали тоже слишком хорошо. Правда, под другим именем. Но кто из них обращал внимание на имя человека! В их и его работе имя было что-то вроде верхней одежды... Поэтому Джонсон поспешил на юг, в Хайдарабад, откуда благополучно из Пакистана отбыл, но не в свой родной город Чикаго, как можно было бы ожидать, а во всемирный «бордель» Сингапур, в котором затерялся и обезличился как окурок на городской свалке. Один из известных сингапурских хирургов, имевший на окраине города маленькую, но обставленную по последнему слову техники клинику, мог бы рассказать о сложной пластической операции, которую провел он над чикагским репортером, но его никто не спрашивал. Никого не интересовал Грегор Джонсон, поэтому никого не заинтересовало его исчезновение.
А еще через пару месяцев Сингапур покинул мало похожий и на покойного Владимира Крестова и на неизвестно куда девшегося Грегора Джонсона польский, судя по его документам, подданный русского происхождения Казимир Красовский, напралявшийся в город Варшаву и, по прибытии, растворившийся в нем без следа.
А через некоторое время в Москве появился человек, чрезвычайно осведомленный в делах, подробностей которых не знали даже очень крупные фигуры московского криминального мира. Он появлялся в местах настолько законспирированных, что о них знали два-три человека в Москве, как считали их обитатели, и вел разговор настолько серьезно, что к нему прислушивались серьезные люди. А когда он пресек пару попыток выведать каналы, по которым он получает информацию, и отправил на тот свет двух киллеров, о которых по Москве в определенных кругах ходила слава как о больших мастерах своего дела, его оставили в покое, поняв, что с ним придется считаться.
У него не было имени. Он жил подпольно, предпочитая не оставлять никаких следов во внешней жизни. А доступ к материалам текущего архива комитета госбезопасности, избранные места из которого он скопировал, воспользовавшись предоставившейся в свое время возможностью, давал ему настолько хорошее знание жизни подпольной, что он чувствовал себя в этой среде как рыба в воде. Он никому не перебегал дорогу из действующих в Москве авторитетов. И это всем импонировало. Он предлагал такие идеи, и брался за такие дела, которые кроме него никого и никогда не заинтересовали, так как представлялись совершенно невозможными. А он брался и делал, пользуясь своей секретной информацией, и параллельно обрастая помощниками, никого из которых, впрочем, близко к своим тайнам не подпускал.
«Крестным» он стал лет через пять, когда окончательно определилась его ниша в московском криминальном мире – нечто вроде службы заказов в сфере обслуживания. Не было такой потребности, которую он не мог бы удовлетворить. Найти кого-то, или наоборот, спрятать. Организовать встречу и предоставить место для ее проведения. Помочь приобрести оружие, любое – от тривиального «макарова» до вертолета К-50, если бы, конечно, кто-то из московского криминалитета имел желание и, главное, финансовую возможность купить «Черную акулу».
Со временем он выбрал наиболее прибыльное занятие из всего криминального спектра своих возможностей и сосредоточился на нем, не забывая, впрочем, и о других делах. Заказные убийства были наиболее рентабельным криминальным бизнесом. Цены на услуги подобного рода всегда поддерживались на достаточно высоком уровне, в зависимости от калибра имени жертвы. Исполнение не представлялось слишком сложным, если его продумывал человек, набиравший свой опыт в секретных операциях секретной службы по всему миру, а исполнителей всегда можно купить и проинструктировать – что и как сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63