Вот увижу свои матушку, переговорю с
семьей. Думаю, что уедем в Ливадию. Для здоровья Алексея и больных дочерей
это даже необходимо, или может в другое место, в Костромскую губернию, в на
шу прежнюю вотчину.
Ц Ваше величество Ц с убеждением возразил я Ц уезжайте возможно скор
ее заграницу. При нынешних условиях даже в Крыму не житье.
Ц Нет, ни за что. Я не хотел бы уехать из России, я ее слишком люблю. Заграни
цей мне было бы слишком тяжело, да и дочери и Алексей еще больны.
Ц Что ж, что больны, Ц начал было я, но кто-то подошел и доложил, что время
отправлять поезд, и мы вошли в вагон.
В Орше, куда уже под вечер прибыл наш поезд, к нам в купэ вошел Базили Ц чин
овник министерства иностранных дел, заведывавщий дипломатической канц
елярией в ставке. Он выехал к нам навстречу из Могилева по поручению гене
рала Алексеева с портфелем каких-то срочных бумаг для доклада его велич
еству в пути. Что это были за бумаги, я не помню, хотя Базили о них и упоминал
: кажется, они касались уведомления союзников о случившемся. Помню тольк
о, что он говорил о своем участии в составлении манифеста об отречении и, к
ажется, сообщил, что манифест этот, по просьбе Родзянки, пока решено не опу
бликовывать.
Базили был очень угнетен и взволнован, на нем просто лица не было. Его охва
тывал ужас при мысли о том, что будет дальше, так как в Петрограде, якобы, уж
е не удовлетворялись отречением и видимо не желали, чтобы и Михаил Алекс
андрович сделался императором.
Он как-то трагически посматривал на купэ Воейкова и все повторял: «на его
бы месте, я теперь, вот так бы поступил» Ц и приставляя руку к своему виск
у, намекал на самоубийство.
Воейкова я не особенно любил, вернее, я был к нему со-зсем равнодушен. Скла
д его характера не вызывал больших симпатий и у других, но тогда мне было е
го очень жаль. Я и ранее недоумевал во многом, когда его обвиняли в том, в че
м он не мог, при всем желании, быть повинен, и что ему приписывала сплетня…

Кроме того, справедливость требует сказать, что в те дни В. Н. Воейков был о
дин из немногих, вернее, пожалуй, единственный, кто правильно и твердо оце
нивал обстановку, убежденно приравнивая ее не к стихийно разыгравшейся
революции, каковою рисовалась она в глазах Родзянко и главнокомандующи
х фронтами, а к простому бунту запасных и петроградских рабочих. Это убеж
дение я лично слышал от него, следуя с ним в одном автомобиле за государем
на вокзал, при нашем отъезде из Могилева, и я вынес впечатление, что это же
убеждение не покидало его и по приезде в Псков, вплоть до вечернего разго
вора с Рузским.
Имел ли он возможность передать с известной силой это свое мнение госуда
рю еще до подписания телеграммы об отречении Ц я не знаю; но если да, благ
одаря такой возможности, ему одному удалось бы в те минуты и часы, в тот де
нь исполнить свой долг перед его величеством и родиной Но его обычная ск
рытность, далеко выходившая за пределы необходимости, и всегдашнее неже
лание делиться с нами своими заботами и тревогами, сыграли в данном случ
ае и для него и для нас очень плохую роль. И, если отлично, и граф Фредерике з
нали уже, еще до вторичного прихода генерала Рузского с двумя генералами
2-го марта, что вопрос идет об отречении, и сочли нужным об этом нам не сказ
ать, то этим они лишили нас и последнего утешения и возможности всем сооб
ща явиться к государю и умолять его отклонить домогательства лишь одног
о Петрограда, возмущавшие нас от всей души. Но, вероятно, и для графа Фреде
рикса и Воейкова состоявшееся отречение явилось таким же неожиданным, к
ак и для нас.
К нашему, в том числе и графа Фредерикса и Воейкова, отчаянию, как я уже ска
зал выше, мы об этом узнали слишком поздно Ц уже тогда, когда телеграммы б
ыли подписаны и находились в руках Рузского.
Правда, свите, в том числе и Воейкову и графу Фредериксу, удалось оттянуть
посылку роковых телеграмм до вечера, в надежде, что, как казалось нам, веск
ие доводы Шульгина придут к нам на помощь. Эти доводы пришли на помощь не н
ам, а другим… Пусть об этом судят история и русский народ, принимая, однако
, во внимание, что в те дни лживое слово вызвало растерянность не только у
мирных статских, но и у генералов, награжденных крестам за храбрость.
Базили был принят государем и, после короткой остановки в Орше, поезд дви
нулся дальше.
Не помню, на какой станции, недалеко от Могилева, ко мне в купэ пришел встр
евоженный старик Лукзен и предупредил меня, что он слышал на вокзале, как
какие то, вероятно, прибывшие из Петрограда, солдаты рассказывал что пол
учено распоряжение, немедленно по прибытии в Могилев, арестовать весь им
ператорский поезд и всех нас отправить в тюрьму. Я его успокоил, как мог, г
оворя, что «не всякому слуху надо верить» и что он сам скоро увидили что вс
е это выдумки. Но некоторые сомнения все же не переставали тревожить мен
я.
К вечеру мы прибыли, наконец, в Могилев.
На платформе, вместо ареста и тюрьмы, обычная встреча, даже более многолю
дная, более торжественная, чем всегда. Прибыли и все иностранные военные
представители к полном составе миссий, обыкновенно отсутствовавшие В т
аких случаях.
Француз, генерал Жанен, и бельгиец, барон де Риккель, молча, но особенно си
льно и сердечно, как бы сочувствуя и угадывая мое настроение, пожали мою р
уку, как и серб, полковник Леонткевич, видимо взволнованный больше всех.

Государь вышел, молча поздоровался с генералом Алексеевым и, обойдя, не о
станавливаясь, всех собравшихся, вернулся в вагон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101