Он начал часто говорить
о событиях марта 1917 года, сначала рассказывая отдельные эпизоды, а затем, к
огда Ессентуки были уже заняты большевиками, однажды, в сумерках пришел
ко мне и спросил, согласен ли я взять на хранение важные документы, вывезе
нные им из Пскова. На другой день он принес эти документы, в течение нескол
ьких часов читал их, сопровождая своими комментариями, и, еще раз спросив,
согласен ли я их хранить, в виду того, что он ежечасно ожидал обысков и аре
ста, сказал: «Я знаю ваше отношение к государю и императрице и потому оста
влю вам ясе это только, если вы теперь верите мне, что я перед ними виноват,
не более, чем другие главнокомандующие и во всяком случае менее, чем Алек
сеев. Я знаю, что обо мне говорят и при этом ссылаются на слова самого госу
даря. Даю вам слово на этом кресте (он носил ленточку св. Георгия), что это гн
усная клевета и на меня и на государя».
27 февраля, в то время, когда в Петрограде, в здании Государственной Думы со
брался уже на организационное собрание Совет рабочих депутатов, в то вре
мя, когда председатель Думы передал, делегации солдат постановление ста
рейшин ее, в котором говорилось, что «основным лозунгом момента является
упразднение старой власти», в то время, когда под председательством Род
зянко по предложению Дзюбинского обсуждался вопрос об организации Вре
менного Комитета Государственной Думы Ц главнокомандующий Северным ф
ронтом получил от Родзянко первую телеграмму о том, что делается в Петро
граде (№ 1), а государь получил телеграмму, им же подписанную Ц «Положение
ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо завтра уже поздно. Настал п
оследний час, когда решается судьба родины и династии».
Петровская фраза: «промедление смерти подобно» так, повидимому, нравила
сь Родзянке, что он ею закончил и свою первую телеграмму государю и перву
ю телеграмму генералу Рузскому. Та же мысль о немедленном поручении сост
авить новое правительство (не названному лицу), «которому может верить в
ся страна» повторяется также в обеих телеграммах, но в той, которая посла
на государю и должна была вызвать немедленное его решение, нет тех подро
бностей, какие находим в телеграмме к генералу Рузскому, от коего решени
е, конечно, не зависело. Генерал Рузский берет на себя тяжелую задачу осве
домить государя о полученной им телеграмме и сопровождает ее текст свои
ми дополнениями. Рузский ни слова не говорит об «единственном выходе на
светлый путь», который навязывает государю Родзянко, уже вставший во гла
ве революционного движения. Рузский остается солдатом; он ясно и открове
нно доносит о положении вещей в армии; говорит о железнодорожной неуряди
це, рекомендует принять меры теперь же, ибо успокоение тыла даст бодрост
ь фронту, и предостерегает от репрессий, как от паллиатива, всегда, по его
мнению, недостаточного. Н. В. Рузский, как и все либеральные мыслящие люди,
считал, что репрессии только обостряют положение и полагал, что даровани
е ответственного министерства сразу и надолго успокоит Россию, отняв от
революционных партий могучее агитационное средство. Поэтому он был про
тив посылки отряда генерал-адъютанта Иванова.
Следующая телеграмма, полученная в тот же день в Пскове, была от военного
министра (№ 3). Это была копия одной из ряда противоречивых телеграмм, отпр
авленных им за эти дни в Ставку. Еще до получения ее в Могилеве, генерал Ал
ексеев вызвал по прямому проводу начальника штаба Северного фронта ген
ерала Данилова и лично говорил с ним, чтобы ориентировать Псков о назнач
ении, полученном генерал-адъютантом Ивановым, и чтобы дать соответствен
ное распоряжение о поддержке его. Растерянность генерала Хабалова была
уже ясна Алексееву. Но еще ни |р Ставке, ни в Пскове не понимали, что прошло у
же три дня, как столица была в анархии и Дума возглавляла революцию.
Как видно из документа № 5, в Ставке телеграмма Хабалова о беспорядках в Пе
трограде была получена еще 26 февраля около двух часов дня. В этой телеграм
ме доносилось о событиях 25-го февраля. Вечером, 26 февраля в Ставке была пол
учена телеграмма от Родзянки, сообщавшего о стихийном характере беспор
ядков. Напротив того, 27 февраля военный министр сначала телеграфировал, ч
то начавшиеся в некоторых частях волнения твердо и энергично подавляют
ся, и выражал уверенность в скором наступлении успокоения, а потом сообщ
ал изложенное в документе № 3. В то же время Родзянко извещал о военном бун
те, а Хаба-лов давал его подробности и просил поддержки с фронта.
Обо всем этом Ставка не уведомила генерала Рузского тотчас по получении
сведений, а лишь 28-го февраля разо-слала циркулярную телеграмму всем гла
внокомандующим, где говорится уже о получении частных сведений об отъез
де государя и о телеграммах, полученных от генералов Хабалова и Беляева
в течение дня 28-го февраля. В этих телеграммах от 28 февраляЦ Хабалов сообщ
ал, что он порядок восстановить не может, что верные части понесли огромн
ые потери, что их всего осталось около тысячи человек, а Беляев доносил, чт
о мятежниками занят Мариинский дворец; последняя телеграмма Хабалова г
оворила, что он на события «фактически влиять не может».
В это время государь был уже на пути в Царское Село. Все это Рузский узнал
лишь поздно вечером 28 февраля уже после того, что ему была доставлена теле
грамма Бубликова. В этой телеграмме от имени Родзянко говорилось, что ст
арая власть создала разруху и бессильна и Государственная Дума берет в с
вои руки создание новой власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101