Именно глазами солдата сразу видит кавалер непорядок. Прежде всего засилье священников. Кто, собственно, тут командует? Его бы воля, гнал бы он этих клерикалов подальше, а власть дал бы полководцам.
Сравнивая признания кавалера с парламентским прошением протестантов, видим мы, как распри религиозные вклинивались между королем и парламентом, между верховной властью и населением, и, кажется, стоило церковников в самом деле «прогнать», отмести в сторону, как враждующие армии помирились бы, а король сумел бы договориться со своим народом. Нет, излагая дальнейшие события, кавалер сам же выявляет то, что в парламентском прошении условно называлось «корнями и ветвями», – сложнейшее сплетение разных сил, причин и следствий.
«Без епископа нет и короля», – говорил сам король, Своим авторитетом централизованная епископальная церковь скрепляла весь тот порядок вещей, который трещал под напором новых сил. Более того, забегая вперед, можно сказать, что и с торжеством новых сил сохранится в основном та же самая, старая церковная система: все те же епископы будут нужны новым королям. Читая рассуждения кавалера о церковниках, не забудем, что Дефо воссоздает в «Записках кавалера» историю вопроса, не снятого и в его время с повестки дня.
В первых сражениях перевес оказался на королевской стороне, но тут же кавалер отметил и предвестие всех будущих поражений: не было слаженности в их рядах, что являлось лишь отражением внутреннего развала всего режима. Кавалер видит отчаянных рубак, прежде всего королевского племянника принца Руперта, возглавлявшего их конницу. Безрассудный храбрец, он умел драться, но и только. Война для него означала смелый налет, потом грабеж. Смяв передовые порядки противника. Руперт уже и не думал о тактике, о поддержке своей же пехоты, он накидывался на попадавшееся по дороге добро. Поэтому принимает кавалер сторону одного бывалого воина; когда Руперт стал хвастать своими схватками с отрядами парламента, этот старый полковник не постеснялся прямо в глаза принцу сказать: «И, кажется, с их обозом, ваше высочество?» Намек попал в цель и был настолько неотразим, что король вынужден был вмешаться и уладить дело, чтобы не дошло до дуэли.
«Об эту пору, – рассказывает кавалер о дальнейшем, – услыхали мы, как у них там появился некий Оливер Кромвель».
«Некий Кромвель» – но мы уже знаем, что это лицо не случайное. А если присмотримся к нему еще пристальнее, то убедимся, что у него за плечами имелась вековая фамильная традиция участия в политической жизни страны.
Конечно, сто лет рядом с древними родословными срок небольшой, но это и была новая знать, выдвигающаяся во времена потрясений и перемен. При короле Генрихе VIII, начавшем в Англии Реформацию, двоюродный дед Кромвеля, сын кузнеца, поднялся до положения канцлера и получил соответственно графский титул. Среди важнейших «услуг», оказанных этим первым из Кромвелей своему владыке, была расправа над Томасом Мором, родоначальником английского гуманизма. Если учесть, что Мор, по вероисповеданию католик, находясь на посту канцлера, признавал главенство римской церкви, то, сопротивляясь воле короля, сопротивлялся он протестантским новшествам. По обвинению в государственной измене его отправили на эшафот. Однако Генрих VIII, которому бурный нрав служил главным компасом в государственной политике, сначала порвал папскую буллу, а потом стал искать контакта с католиками. Ему и канцлер-протестант тогда был уже не нужен, он отправил его по той дороге, какую тот сам некогда проложил канцлеру-католику, на плаху. Зато дочь Генриха Елизавета вновь стала поддерживать Реформацию, так что при ней Кромвели опять поднялись и ушли в тень, когда один за другим на английском троне правили Яков-Джеймс I и Карл-Чарльз I, отрицательно относившиеся к радикальному протестантизму. Гражданская война выдвинула «некоего Кромвеля» в авангард.
Кавалер подробно, со знанием дела описывает, как потерпела вдруг королевская армия первое поражение от «железнобоких». Принц Руперт по своему обыкновению увлекся преследованием противника и обоза, и тут Кромвель, стоявший во главе парламентской конницы, смял правый королевский фланг, что и решило дело. Кавалер тотчас усмотрел, в чем сила этого противника – дисциплина и воодушевленность. Кромвелевские солдаты умели воевать и знали, за что воюют. «Железнобокие» удивляли не только умением наступать, но и стойкостью при неудаче: перестраивались и снова шли в бой.
Список кромвелевских побед начало сражение под Йорком, в пяти милях от города, где в это время подрастал будущий «моряк из Йорка».
Чтобы яснее представить себе, как современники Дефо могли воспринимать сообщение Робинзона о том, что родился и рос он в Йорке в 30–40-х годах прошлого века, можно заглянуть в архивы английской буржуазной революции, и мы увидим ситуацию такую: Йорк настроен был против парламента. Парламентские войска осадили Робинзонов город, но в июле 1644 года к Йорку стал подходить принц Руперт. «Вследствие этого, – говорится в донесении, – мы решили снять осаду Йорка, чтобы встретить крупные силы противника». Далее: «Вы легко можете себе представить, что в городе была большая радость по случаю удаления войск, которые так долго окружали город со всех сторон. Сердца многих из нас были подавлены тяжестью, усматривая в этом акт провидения, как бы указывающий на божественное недовольство нами». Наконец: «Две могучие армии, каждая из которых состояла более чем из двадцати тысяч кавалеристов и пехотинцев, приготовились к бою и развернули свои знамена…» Поскольку одеты противники были примерно одинаково и могли в бою обознаться, отличительным признаком парламентской армии были носовые платки или бумага на шляпах, «кавалеры» же, напротив, поснимали и ленты и шарфы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90