» А оказывается, они подступы к типографии оградили проволокой и пустили по ней электроток высокого напряжения. Прикоснись – убьет!.. Что я мог сказать этим ребятам, – спасибо, и только.
– А ведь страховочку-то, Иван Дмитриевич, вам едва ли выдадут, – сказал писатель Измайлов, выражая сожаление и сочувствие. – Есть такой пункт в законе, что это, дескать, не стихийное бедствие, типография разрушена вынужденными мерами со стороны правительства…
– Не знаю, это еще посмотрим.
– Нет, Иван Дмитриевич, тут вам даже сам Плевако не сможет помочь, – добавил Измайлов, – да и наплевать. Подниметесь! Вы все для этого имеете: деньги, доверие поставщиков, а главное, смелый самородный талант организатора, книжника-подвижника… Господа, позвольте мне сказать несколько, может быть сумбурных, слов ради этого застолья, – обратился Измайлов ко всей компании.
– Просим, только не очень сумбурно… – предупредил Будищев.
Измайлов встал, уперся руками в столешницу, обвел всех глазами и начал:
– Господа и товарищи по оружию! Вспомните, как тридцать лет назад Тургенев закончил одно из своих произведений словами:
Все спят! Спит тот, кто бьет, и тот, кого колотят.
Один царев кабак – тот не смыкает глаз;
И, штоф с очищенной всей пятерней сжимая,
Лбом в полюс упершись, а пятками в Кавказ,
Спит непробудным сном отчизна, Русь святая!
Но вот кончилась спячка. Пробуждается Россия, пробуждается сознание труженика. Трепещет монархия. Да и что сие значит? Возьмем историю с давних времен: один наш современник, – к прискорбию, работающий не у Сытина, а у Суворина, посему не назову его фамилию, – сказал, что «история есть картина, украшенная тронами и виселицами. И блажен тот, кто сумеет усидеть на своем стуле». Русская монархия – это застой, консервация, дряхлость. Прав и Лермонтов, сказав слова пророческие: «Россия не имела прошлого, она вся в будущем!» Это будущее наступило в начале нашего, двадцатого века. Нам, работникам прессы, участь: идти в ногу с народом, а если желаете, то и впереди него. Положение обязывает. И вот он, весь русский до корней волос, Иван Дмитриевич, отлично понимает, что дальнейшая его цель, как всегда, трудиться на потребность народа, поднимать его самосознание. Несмотря на постигшее его, по вине правительства, несчастье, он, мы верим, непокладая рук примется за восстановление предприятия, и миллионы полезных книг вновь появятся в руках русского народа. И то, что книга книге рознь, Иван Дмитриевич отлично уже понимает…
– Время научило понимать. От малого ждем и приходим к большому, – вставил Сытин. – Да вы, Александр Алексеевич, покороче…
– Не затяну, – ответил Измайлов, – но я еще не сказал главного, в чем слабость всяких правительственных учреждений и в чем сила служебной аппаратуры у Ивана Дмитриевича. Он и сам едва ли об этом догадывается, потому что у него это получается органически, безбоязненно, что называется, – от души. Кому не известно, что у нас в России с высочайшего соизволения народился класс чиновников, или прослойка между классами – бездушная, щедро себя обслуживающая аристократия. Сколько вреда, от этих всяких чинуш – верстовых столбов в форменных фуражках! Имя этому явлению: паразитирующий бюрократизм на истерзанном народном теле. Пользуясь «свободой слова», должен сказать, что в правительственных и военных (это даже и японцы нам подсказали) учреждениях, от сената и до уездного исправника, у нас очень оберегают всякую тупорылую бездарность. Впрочем, высокопоставленная бездарность, робея за свое кресло, как бы оно не было занято другим, достойным кандидатом, окружает себя безвольными, равнодушными подхалимами, безопасными для тупого начальства и вредными для народа и государства. А вот «государство книжное», государство Ивана Дмитриевича, почему оно развилось и двинулось далеко вперед, выполняя заветную основную цель – просвещение и образование? Потому, что Иван Дмитриевич волевой организатор, не боится умных помощников, умело подбирает их, доверяет им, спрашивает с них и достигает желаемого. В наше нелегкое время побольше бы Сытиных, понимающих: что создает народ – то народу и принадлежит. Сытин большой хозяин, но мы будем недалеко от истины, если назовем его народным приказчиком русских читателей. За его здоровье, друзья!..
Выпили. Пустились в разговоры между собою. Будищев сказал:
– У России правительственной есть одна история: кто когда и каким местом сидел на троне. У простого русского человека извечна другая «история» – день да ночь, сутки прочь!.. А ведь они, эти Иваны, создают историю! Они освобождали Москву от Наполеона, а их потомки в борьбе за свободу погибают от шрапнели Дубасова.
– Так, говорите, и по «Русскому слову» палили? – спросил Сытин.
– Да, Влас Михайлович по телефону передавал.
– Почетно, друзья, почетно. Однако в моей квартире никого не задели?
– Нет, этого не слышно.
– Слава богу…
Рассчитавшись за всех, Сытин от Палкина пошел в свою книжную лавку.
Приказчики удивились, увидев его: как же так? В газетах известие о том, что вчера в Москве сгорела его типография, а он здесь, в Питере, и даже немного навеселе. И писатели с ним, известные книголюбы и остряки.
Иван Дмитриевич поздоровался с заведующим, прошел за прилавок в отдельную комнату; там у него, на случай пребывания в Петербурге, всегда находился небольшой гардероб с одеждой – два смокинга, сюртук, шуба, дюжина крахмальных рубашек, – переоделся, вышел и походил за прилавком, посмотрел, как расставлены книги на полках, поинтересовался, на какие книги больше спрос, на какие меньше и какая в среднем ежедневная выручка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115