Была у нас соседка пенсионного возраста, очень живучая и ничем не болевшая. В своей комнате ей не сиделось, она целыми днями шуршала подметками в коридоре, била ладонями по затылку и бормотала: "Господи, что же я такая дура!" Это была старая коммунальная крыса, выставившая за порог не одно поколение подселенцев, и дурой себя считала потому, что еще не нашла способ, как выжить очередных коммуналов. Ненавидел я эту Зажаворонкову так, что на самом деле пристрелил бы, будь из чего.
Она не выносила дыма в квартире, и мне приходилось высовываться по пояс в форточку и курить на улице. А стоило прийти ко мне какой-нибудь девушке, и старуха обзывала беднягу любым именем, только не ее собственным. "Ах, простите, не разглядела сослепу",-- и добавляла что-то насчет того, что всех вас, милашек, не упомнишь. Времени обычно было в обрез до прихода родителей с работы, и когда я стаскивал с девушки юбку, то чувствовал, что в замочной скважине плавает старушечий глаз. Пинком распахивал я дверь, Зажаворонкова отлетала к другой стене коридора и, почесывая лоб, говорила: "Где-то заколку обронила. Посмотри, милый, молодыми глазами".
В конце концов мне стало слишком тесно с родителями и старухой, а очередь на расширение жилплощади не приближалась, наоборот, с каждым годом наш номер увеличивался. Тогда я сказал отцу: "Ты старый рабочий, ты должен сделать так, чтобы тебя выбрали в профком. Когда тебя выберут, нужно сделать так, чтобы тебе доверили распределение жилплощади завода"
Мой отец в некотором роде машина. Он сам говорил, что стоит ему подойти к станку, как и у него внутри начинает что-то тарахтеть и стучать. Я заложил в отца программу и включил его, и через два года отец дорвался до профкома, а дорвавшись, первую же квартиру распределил себе. Никого это не удивило, никто не возмутился: все так поступали, после чет уходили с общественной работы, освобождая место другим подзаборникам и съемщикам углов.
Квартира досталась в уже заселенном доме. Прежний ее владелец -- И ван дер Югин -- приехал в Россию из Голландии при Николае Первом и помнил еще те времена, когда вода в реках была чище той, что теперь течет из крана. Югин совершил целый ряд неожиданных преступлений, я думаю, в умопомрачении. Был осужден, лишен жилплощади, после чего вдруг исчез. Но в милиции он числился в проценте раскрытых преступлений, поэтому его не искали.
Говорили, что Югину не везло, он умудрился переболеть почти всеми болезнями, какие перечислены в медицинской энциклопедии, и, чтобы сохранить это "почти", Югин завешивал форточки толстой марлей, пил все кипяченое, даже водку, ел все вареное, даже воблу, продукты брал только в диетическом магазине, а по городу ходил в противогазе. Так что поймать его, в общем-то, было несложно. Дважды в день он менял носки и каждые полчаса мыл руки. Рахита Лукумова, который ходил в галошах на босу ногу, Югин презирал и расстреливал из самопала. Приходившие к нему люди подвергались в коридоре санитарной обработке дустом и десятиминутному карантину. На дезинфекционной почве у Югина даже развилась болезнь копрофобия, доселе науке неизвестная... А может, все это сплетни. Но вот что точно: когда химзавод стал выпускать новую продукцию и задымил так, что у Югина по всему телу пошли бордовые пятна аллергии, он ночью кинул в цех связку гранат собственного изготовления -- совершенно хулиганский поступок!..
Переселился я один, оставив родителей коротать старость с коммунальной крысой, и, засыпая в день переезда, завел будильник на двадцать минут позже, потому что до работы стало ближе.
К своему удивлению, я просыпаюсь не позже, а раньше: около семи утра дом идет ходуном от необычайной силы крика со двора, пронзающего стекла:
-- ДА ЗДРАВСТВУЕТ СУСАНИН! -- возвещает вопль, после чего лопата скрежещет по ледяной кромке тротуара.
Этот скрежет больше не дает мне заснуть и злит, естественно.
Я даже хочу плюнуть куда-нибудь с досады, но вспоминаю, что я не в коммунальной квартире, а в своей собственной, без вывешенного в коридоре графика мытья полов. "Черт бы всех побрал!" -- решаю я и собираюсь на работу.
Когда я вхожу в лифт, там уже стоит Сусанин и трет кулаком глаза. От одного его вида мне кажется, будто никакой ночи но было, но я здороваюсь, нажимаю кнопку первого этажа и замечаю, что шарф у него пропущен под ворот пальто на спине схвачен узлом.
-- А вы кто? -- спрашивает Адам Петрович.-- Я с утра ничего не вижу. Как Сквозник-Дмухановский, вижу свиные рыла вместо лиц и даже слышу какое-то хрюканье. Что вы сейчас сказали?
-- Я поздоровался с вами,-- говорю я.-- А как вам удалось завязать шарф на спине?
-- Жена настояла,-- отвечает Сусанин. -- Кажется, вчера я свалился вам на голову? Прошу простить... Впрочем, на самом деле мне плевать...
-- Кто это вас так трубно приветствовал чуть свет?
-- Дворничиха. Я плачу ей ежемесячно тридцать рублей, потому что на будильник не полагаюсь.
-- Счастливо вам покомандовать,-- говорю я на улице.
-- К черту,-- отвечает Адам Петрович и уходит в сторону. "Странный человек,-- думаю я вслед.-- Вчера в одних трусах по балконам скакал, а сегодня даже шарфом подвязался, потом смотрю на знамя, венчающее райком, чтобы из всех дорог в редакцию выбрать путь по ветру, и тоже бреду на работу.
Личность Сусанина давно меня интриговала. В городе шумели самые невероятные слухи и сплетни анекдотического характера о нем. Пересказать их просто невозможно...
Говорили, что вечера напролет он играет с дочерью в прятки, и даже мебель в его квартире стоит так, чтобы интересно было играть, а не удобно жить. Говорили, что он рассеян невероятно, потому что думает постоянно и не видит вокруг ничего, и когда ему дали новую квартиру, он все равно после работы ездил на старую, и жена ловила его у ворот типографии и вела в нужном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67