Ну... нравился я ей что ли. А вот видишь, как вышло - мужиком-то я, может, и остался, хотя, если честно, лет шесть уже как с женщиной не целовался. Даже с собутыльницей какой-нибудь. Я все сделал для того, чтобы она перестала быть той чертой, что не дает упасть. Понял старик?
- Понял.
- Опасная она баба. Если ты чего с ней задумал, смотри - впишет тебя в свою картину и, попробуй тогда не соответствовать правде её искусства, конец, тебе старик. Точно говорю - конец тогда. Я всю эту мистику её картин жизнью прочувствовал.
- И квартиры лишился из-за того, что она тебя летящим по небу нарисовала? - усмехнулся покровительственно Вадим.
- Быть я хотел с ней рядом, как-нибудь случайно встретиться. Навязчива мысль была. Квартиру свою я поменять к ней поближе не мог. У меня однокомнатная была, да ещё в Печатниках. Денег много бы потребовалось. Вот и решил купить себе дом рядом с её дачей. Подвернулась такая возможность, я тут же сделал обмен за деньги и стал жителем Батуми, где с тех пор никогда не бывал, тогда же, брат, нельзя, квартиру было купить или продать. Но дом можно было. Вот я на вырученные деньги и купил себе дом на станцию дальше от её дачи. И с тех пор, как из поезда на её станции не выглядывал, ни разу её не видел. А потом я женился. Но жизнь у меня и на этот раз не получилась, хотя она женщина и простая. Без заморочек, вроде бы.
- Выгнала из дома?
- Да не то чтобы выгнала - я сам ушел. Мне здесь, в сторожевом вагончике с Михайловым-Шуйским, поинтереснее будет. Поговорить же опять-таки есть о чем.
- Вот видишь, значит, не в картине дело, пить просто меньше надо.
- Ясно дело, брат. Но все-таки было в том что-то. Не связывался бы ты с ней. Да, правда, сколько лет-то прошло, она, небось, постарела.
- Она и сейчас очень даже ничего.
- Рисует?! Ты видел её картины?
- Какие-то силуэты танцующие. Забавно. Оригинально, я тебе скажу.
- Ты меня за сумасшедшего не прими, но я бы все её работы сжег. Кто его знает - что она там и кому прописала.
- Сам с ума не сходи. Сжег... Смешно. Просто твое воображение, подпорченное длительным воздержанием, тогда на даче разгулялось. То, что ты в поезде оказался, так это она тебя специально споила и положила в поезд, договорившись с проводником. И никакой мистики! Это она тебе все подстроила!
- Подстроила... хм... А я-то ей что устроил? Ты так просто не суди. Как в поезде оказался - это все уже детали. Только живу теперь уже более десяти лет, и как не живу больше - словно в том поезде меня везут - и не вправо, и не влево. И ни одной строки не написал, а ведь детским писателем был, да ещё поэтом. Есть дорога, а пути-то нет.
ГЛАВА 16.
- Потап совсем сума сошел, у него уже люди по небу летают, да не как у Шагала - вроде бы спьяну, а прозрачные, - усмехался Вадим, обедая с Борисом. А обедал он, как обычно, на пятнадцатом этаже гостиницы "Москва". Последние дни, с тех пор как жаждущих увидеть Египет или топические страны заметно поубавилось, поскольку не сезон, а любителей европейских культурных ценностей не прибавилось, по той же причине, и работы фактически не было, его обед плавно перетекал в ужин. Вадиму нравилось никуда не спешить, пространным взглядом оглядывать Москву с высоты птичьего полета и не о чем не заботиться.
- А что у вас общего с этим бомжом-то? - спросил Борис
- Исторически так сложилось. Звонит мне некий Николай Николаевич Потап, обрисовывает круг наших общих знакомых, среди них называет и весьма немалых... - бархатный, чуть-чуть гундосящий голос Вадима покатил успокаивающей волной, Борис присосался к трубочке с коктейлем, откинулся на спинку стула, готовый слушать. Кто-кто, а он, Борис, последние годы никуда не спешил. - Звонит, значит, - продолжал Вадим, - А я тогда страхованием банковских кредитов занимался. И говорит мне этот Потап, что ждет меня у метро "Войковская", дело есть срочное, очень важное, а какое - по телефону сказать не может. Голос вроде человека не юного, с начальственными акцентами, да и делать мне в тот день было нечего - поехал. Он меня сазу узнал, подходит весь такой седовласый Байрон в гарольдовом плаще и говорит: - "Та-ак... Сначала дай мне три рубля на бутылку портвейна". Даю. Он пробку зубом оторвал, грамм двести заглотил и говорит: "Хороший ты человек. Пошли". Пришли мы в кабинет к какому-то профессору, доктору наук. Он, как я понял, ещё по другим временам Потапа помнил и встретил нас с полным уважением. Хороший мужик. Я с ним до сих пор связь поддерживаю. Встретил он нас и говорит: Сейчас коньячка выпьем, а попозже академик Бражкин приедет. Вот дела - думаю, но марку держу, наблюдаю. Выпили коньячка, приезжает академик Бражкин. Конечно не РАН, это сразу видно, а академик одной из самодельных компаний, которых у нас уже тогда понаплодилось черти сколько: три дурака - уже академия. И все, видите ли, - академики. Но сам он - мужик солидный. Лет шестидесяти пяти. Так, говорит, я вам всем круизы по странам, этому, поскольку все-таки детский писатель, - книгу издаю, и товар отгружаю на сто тысяч, в предоплату на двадцать тысяч уже завтра, а вы мне банковскую гарантию.
Я обалдел. Банковская гарантия это тебе не страховка кредита, и не кредит даже. Не такого я был масштаба человек. А Потап на меня показывает, - вот, говорит, очень важный человек, может все.
Я честно отвечаю, что гарантии обещать не могу.
Но академик Бражкин руками машет, ладно, ладно, вы подумайте, а пока я вам предоплатой на пробу товара на двадцать тысяч все-таки отгружу. Двадцать тысяч по тем временам деньги немалые.
- Я понял, - кивнул Борис, - Если бутылка портвейна три рубля, как ты сказал, стоила. Как же ты выкрутился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131