трамвай как раз вошел в поворот.
Объект съемки тоже покачнулся, но с кресла не свалился, только голова его запрокинулась, но и этого оказалось достаточно, чтобы мне стало понятно: парень безнадежно мертв!
В груди несчастного, посередине левого кармана, торчала рукоятка не то ножа, не то отвертки. Кажется, это называется «заточка». Странно, а рубашка по-прежнему белая, крови не видно совсем…
Вадик прерывисто вздохнул, опустил камеру и уставился на меня округлившимися глазами. Я стряхнула с себя оцепенение.
– Прекрати таращиться, – тихо зашипела я, боясь раньше времени привлечь чье-нибудь внимание. – Хватит тут и одного пучеглазого! Отомри! Ты что, покойников никогда не видел?
– Вот это вилы! – пробормотал мой практикант, бледнея на глазах.
– Уединенные вилы в горах, увитые плюшем, – машинально отозвалась я.
Злосчастные вилы виделись мне, как наяву: на их острых рожках торжественно и печально трепетали траурные черные ленточки…
– Он же м-мертвый! – вернул меня к действительности Вадик.
– Покойники все мертвые! – оборвала я разболтавшегося стажера. – Живо снимай, или ты сейчас тоже таким будешь! Убью немедленно собственными руками!
Вадик сглотнул и водрузил камеру на плечо. Чтобы загородить оператора, я обошла его с фланга и застопорилась в проходе, схватившись обеими руками за спинки кресел с двух сторон. Поймала безразличный взгляд кондукторши и с намеком заморгала ей. Сонная баба посмотрела на меня сначала с недоумением, потом с медленно растущим интересом.
Слезет она со своего постамента или нет?!
Слезла! Тяжело ступая, кондукторша подошла ко мне.
– Добрый день, в вашем вагоне труп, – с ходу сообщила я. – По-моему, еще свеженький. Есть у вас какие-нибудь инструкции на этот счет? Что надо делать?
Баба молча протолкалась к покойнику, внимательно посмотрела сначала на него, потом на меня, кивнула и заорала:
– Граждане пассажиры! Трамвай неисправен, дальше не пойдет! Просьба покинуть вагон!
Ворча и ругаясь, пассажиры сошли на остановке.
– А вы останьтесь, – строго сказала мне кондукторша. – Я пока сообщу, куда надо.
Она удалилась по проходу в сторону кабины водителя.
– Она же не думает, что это мы его укокошили? – забеспокоился Вадик.
– Думать будут другие, – ответила я, ныряя рукой в карман джинсов.
Какая я все-таки умница! Не зря прихватила с собой запасную кассету!
– Вадик, быстро замени кассету и сделай дубль! – Я торопливо сунула маленькую коробочку в руку стажеру. – А отснятую дай мне и попробуй только проболтаться, что она существует!
– Понял, – сказал Вадик, ловко производя замену и приступая к работе.
Пожалуй, из парня все-таки получится оператор!
Я покосилась в сторону кондукторши – она стояла к нам спиной и ничего не видела. Вздохнув, я опустилась в пластмассовое кресло по другую сторону прохода и посмотрела в окошко. Позади нас медленно, но верно скапливались трамваи. На остановке толпились возмущенные пассажиры. Милиции пока не было видно, но я не сомневалась в том, что она скоро появится.
Вот интересно, где я могла видеть этого мужика? Личность убитого отчего-то казалась мне знакомой. Такие приметные уши, просто крылья летучей мыши… И эти рыжие волосы, и белозубый оскал…
И тут я подпрыгнула в твердом кресле, чувствительно ударившись задницей о гладкий пластик! Вспомнила! Та морда на утреннем газетном развороте! Клянусь, на нем был наш покойник!
А что это была за газета? Черт ее знает! Какое-то иллюстрированное бульварное издание, развлекательное «желтое» чтиво, которое покупают в дорогу. Названия я не видела, мне достался центральный разворот, даты выхода газеты я тоже не знаю – и не узнаю, разве что ворвусь в киоск «Роспечати» и переворошу все подобные издания. Но где гарантия, что нужная газета не продана, скажем, неделю назад? Да и поезд, из вагона которого спланировала на меня бумажка, вышел вчера утром из Питера, может, это было какое-то местное издание?
Я обреченно вздохнула. Похоже, выход у меня один: сразу, как только разделаюсь с милицией, бежать на вокзал и потрошить давешнюю мусорную урну.
Простая мысль о том, что можно оставить все как есть и не лезть не в свое дело, почему-то вовсе не пришла мне в голову!
Кассету с видеозаписью милиционеры у нас, разумеется, конфисковали, распространяться о случившемся в эфире категорически не велели, но я к этому была готова. Едва вагон с опергруппой и трупом укатил и движение транспорта наладилось, мы с Вадиком отважно взяли на абордаж другой трамвай. Там никаких криминальных жмуриков не было, и Дмитрий Палыч получил-таки ожидаемый сюжет в вечерний выпуск.
Сдав шефу готовую работу, я ускользнула в гардеробную и залезла в самый дальний шкаф, забитый неликвидным барахлом, которое экономному Алексею Петровичу жаль было выбросить на помойку. Среди прочего хлама в куче тряпья нашлись совершенно новые, но дивно безобразные комбинезоны из веселенькой ткани ярко-красного цвета, фактурой напоминающей дерюжку. Не знаю, за какой надобностью эти одеяния вообще у нас завелись, не иначе все тот же Алексей Петрович на всякий пожарный подгреб какую-нибудь гуманитарную помощь. Я ни разу не видела никого в подобном наряде на просторах родной телекомпании! К комбинезонам – безразмерным, но снабженным массой застежек-липучек для подгонки их по фигуре, – прилагались еще оригинальные головные уборы из той же кумачовой рогожки: нечто вроде широкого матерчатого обруча с двумя козырьками. По моим прикидкам, носить их можно было, как минимум, двумя способами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15