думал он. – Да уж так, видно, судьба наша повернулась. Взялся тебя, подлеца, спасать, – никуда не денешься. Несправедливо, несправедливо, по-дурацки все как-то устроено в этом мире! Совершить одну подлость, чтобы не совершать другой: пристрелить, как собаку, без суда, безоружного человека, чтобы не предать друга детства!
В итоге Жорка сидит себе дома, пьет коньяк, сволочь; Степченко упокоился с миром и больше не будет людей губить, а вот у меня на душе кошки скребут. И ведь как гнал этого бедолагу! Как тогда, с отцом, зайца, на зимней охоте в имении. Правильно Жорка сказал: ничем я не лучше его, такой же мерзавец с сумасшедшими понятиями чести и долга. Посмотреть, так кругом – одни проклятые люди: мы с Жоркой, несчастный Степченко, красноармейцы в роли жандармов, "справедливый» палач Черногоров, даже Полина. Ей бы жить где-нибудь в Париже, а не среди лицемеров и подлецов… Нет-нет, нельзя так думать, хотя бы ради самой Полины, моего родного человека».
Навстречу скакал Кривцов в сопровождении трех бойцов.
– Догнали, товарищ Рябинин? – осаживая коня, справился он.
– Нет, оказал сопротивление. Пришлось… – Андрей махнул рукой. – Всех взяли?
– Да нет, только троих. Хотя среди них – сам Скоков!
– Ну, значит, так тому и быть, – вздохнул Рябинин. – Скачите, собирайте отряд, я пешком пройдусь.

Глава IV

Он снова видел ту знакомую улицу, залитую ярким летним светом, при котором предметы кажутся зыбкими, будто на полотнах Синьяка; видел огромный старинный дом, где было много забытых взрослыми закоулков. Он любил эти заброшенные места с их приятной освежающей прохладой и милой сердцу тишиной. Здесь никто не мог его найти – ни ворчливая нянька Маруся, ни родители. Он слышал их далекие голоса и радовался своему умению прятаться. Наконец, не выдержав, он бежал на зов, но, к своему удивлению, никого не находил. Проскочив вереницу комнат, он устремлялся в сад и вдруг с ужасом понимал, что тропинка приводила его в чужие, незнакомые места…
Сладкий послеобеденный сон Аркадия Ристальникова нарушил громкий стук в передней.
– Вот, медведь тамбовский, чтоб тебя!.. – крикнул Аркадий и перевернулся на другой бок.
За окном, на фоне безоблачного сентябрьского неба полыхали усыпанные алыми гроздьями ветви рябины, где-то позади зеленели пудовые антоновские яблоки. «Сейчас одно из них как сорвется, – лениво подумал Ристальников, – ка-ак шмякнется – бум!.. Да нет, крепенько сидят… Красок, что ли, с кистями купить, мольберт? Вспомнить уроки покойной матушки?..»
В комнату, гулко топая сапогами, вошел Никита с походным мешком в руках.
– Проснулся? – спросил он.
– Еще бы не проснуться, – поморщился Аркадий. – Грохочешь как медведь.
Никита пожал плечами:
– Подыматься пора – пятый час уже. Проваляешься так до закату – бесы душу-то и утащат.
– Уже… – не отрываясь от садового пейзажа, бросил Ристальников.
– Что «уже»?
– Утащили… И потом, не бесы во время сна на закате душу крадут, а вампиры. Это древнее валашское поверье.
– Ванпиры? – нахмурился Никита. – Кто такие?
Аркадий зевнул, поднялся с кровати, снял с полки книгу и нашел нужное место:
– Вот послушай, Никитушка:
…Стал худеть сыночек у Марка; Перестал он бегать и резвиться, Все лежал на рогоже да охал. К Якубовичу калуер приходит, -
Посмотрел на ребенка и молвил:
«Сын твой болен опасною болезнью; Посмотри на белую его шею: Видишь ты кровавую ранку? Этот зуб вурдалака, поверь мне». Вся деревня за старцем калуером Отправилась тотчас на кладбище; Там могилу прохожего разрыли, Видят, – труп румяный и свежий, – Ногти выросли, как вороньи когти, А лицо обросло бородою, Алой кровью вымазаны губы, – Полна крови глубокая могила…
Теперь понятно?
– А-а, это ж про упырей! – протянул Никита. – И кому интересно писать про такую гадость?
Аркадий покачал головой:
– Темнота! Это – Пушкин.
– Врешь поди, – усомнился Никита, взял у Аркадия книгу и глянул на обложку: – Верно, он самый. А к чему он про чужих упырей написал? У нас и своих бесов хватает.
– Тебе трудно понять, – вздохнул Ристальников и рассмеялся. – А ты, братец, весьма импозантен с дорожным мешком в одной руке и с книгой – в другой. Кстати, куда это ты собрался?
Никита опустил глаза.
– В Колчевск еду, – нехотя выдавил он.
– Зачем?
– Есть нужда, – отмахнулся Никита и вышел в переднюю.
– Нет уж, будь добр остаться! – крикнул ему вслед Ристальников. – Атаман велел всем в городе сидеть.
– Вот ты и сиди, – буркнул из передней Никита.
Аркадий уселся за стол и требовательно постучал пальцем по столешнице:
– Изволь объясниться, Никита Власович.
Никита вернулся в комнату, устроился напротив Ристальникова и, попыхтев, спросил:
– Скажи по совести, друг ты мне, Аркаша, али как?
– Чудесным стечением обстоятельств – да, – улыбнулся Ристальников.
– Не шути! – строго заметил Никита. – Дай мне уйти и передай атаману, чтоб не искал и не поминал лихом.
– Котумать собрался? – Аркадий добела сжал свои тонкие губы.
– Да нет, – с досадой покачал головой Никита. – В Колчевск мне надобно, а уж там – как бог положит, может, и не вернусь вовсе, пропаду.
– Так-так, – задумчиво пробормотал Аркадий. – Ну-ка говори, в чем дело!
Никита криво усмехнулся:
– Ты вот про упырей мне читал… А коли объявился бы тут, в нашем флигеле, такой упырь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14