– А вот у кого я был – у Муратова Андрея Палыча! – с достоинством, еще раз курнув, произнес Авдохин. – Просился, чтоб помог на должность поступить… А то ведь что со мной исделали: оплевали, обгадили с головы до ног, отовсюду отводу дали, и как хошь – так и живи… И в тюрьму не сажают, и на воле мне ходу нету, куда ни сунусь – нигде не берут. Надысь на почту пришел, к начальнику – возьми, говорю, почтальоном, у вас же место есть, буду по бригадным станам письма, газеты на велосипеде развозить… Не, говорит, Авдохин, ты не подходишь, ты под следствием, в подозрении – как тебе можно почту доверить? В ней денежные переводы попадаются! Вишь, какой на меня взгляд? Если я преступник – сажай меня за решетку на кондёр, на воду, нечего со мной чикаться! – распаляясь, с безжалостностью к самому себе выкрикнул Авдохин, сверкая глазами. – А если решетку не заработал – так дайте мне жить, как положено по конституции! А то – ни два, ни полтора… Я все это так Муратову Андрею Палычу и изложил. Или, говорю, давайте мне тюрьму, или работу давайте, одно из двух. Атак боле не могу… У мене жана, дети в школе учатся, матерю я кормить обязан. Детям я отец, воспитатель ай как? Ты на мене не гляди, что я вот такой перед тобой сижу – драный!
В голосе Авдохина был уже пьяный, истеричный надрыв, Костю он называл уже на «ты». Глаза его горели исступленно, со злом, непонятно на что, на кого обращенным, руками он размахивал, рассыпая с цигарки искры. Минутами его захватывал затяжной, с хрипом в груди кашель; отхаркавшись, он смачно плевал на солому возле своих ног.
– Думаешь, я завсегда такой был? Завсегда таким оборванцем ходил? Я такие костюмы носил – тебе таких не надевать! Я с Германии три чемодана трофеев привез! Трактористом работал – у мене и хлеба, и денег, и всего невпроворот было… Мотоцикл имел. Что твой «ИЖ»! Говно твой «ИЖ», а у мене «Цундап» был, с коляской, военный, я его в сорок шестом году у одного гвардии капитана купил… Знаешь, какая это машина – «Цундап»?
– Знаю, – улыбнулся Костя. Его забавляло хвастовство Авдохина, то, как он все более впадает в раж, все шире размахивает руками, порываясь вперед худой, костлявой грудью, видной под расстегнутой рубахой.
– Хрена ты знаешь! – презрительно плюнул Авдохин. – Откуда тебе про «Цундап» знать? Ты его хоть раз видел? Молокосос ты еще, войны не нюхал, тебя опосля на свет произвели… А я ей все четыре года отдал, от звонка до звонка. Да еще перед ней два года в действительной служил. Я курсантом школы младших командиров был! Знаешь, какую фуражку носил? Какой кителёчек? Какие у меня сапожки были? Ты какого воинского звания?
– Никакого, – сознался Костя. – Вот окончу институт, тогда присвоят.
– Оно и видно, что никакого! А я – младший сержант, на должности помкомвзвода находился! Были б мы в армии, я б тебе по стойке «смирно» поставил, ты б у мене не пикнул, стоял бы как миленький… Я таких, как ты, студентов, знаешь, как гонял? Один мне, сукин сын, говорит раз: ваша приказание не-ре-аль-на! А я ему окоп приказал для пулемета отрыть за полчаса. – «Не-ре-аль-на? – говорю. – Набрался ученых слов, кидаешься ими, дурь свою показываешь! А что приказ командира для подчиненного – закон, это ты знаешь? Погоди, говорю, вот выйдем из боя, я тебя в трибунал передам, там тебя в два счета расшлепают за неповиновение командиру в боевой обстановке!»
Долгий кашель согнул Авдохина почти напополам. Выпрямившись, он опять с остервенением плюнул, отер рукавом рот.
– А мене за этот бой к Герою представили… Что, не веришь? Ощеряешься? Погоди, скоро перестанете ощеряться! Я уже написал куда след. Разыщут документики, никуда они деться не могли, награду я получу… Пускай еще двадцать лет ждать буду, а все равно получу! В армии – это тебе не как в гражданке, что военнослужащему положено – отдай сполна. Положено, скажем, сала сорок грамм на день – отдай. Положено, скажем, сахару двадцать пять грамм – отдай! Полпачки махорки – отдай! Нет подвоза, задолжали солдату – все равно, потом отдай!.. А знаешь, как дело-то было? Про Калининский фронт слыхал? Деревни вот не назову, позабыл, стока всяких названиев через голову прошло, разве удержишь? Что помню, так это холода уже самые зимние начались, снежок порошил. Нас ночью сымают с участка и на край этой самой деревни…
Пока Авдохин рассказывал, обстоятельно, отклоняясь в подробности, так запутав свой рассказ, что уже ничего нельзя было понять, и прежде всего – в чем состояло его геройство и было ли оно вообще, ливень прекратился и небо посветлело. Зловещая чернота уползла к Садовому. висела над заречной стороной с ее лесами, лугами, озерами. Юго-западный горизонт, откуда пришла гроза, лежал очищенный от хмары, но всё еще чуть туманясь от испарений, поднявшихся с напитанной обильной влагой земли. Мокрая степь пахла густо, насыщенно – черноземом, жнивьем, увядающими травами. Какие-то птахи чертили круги в вышине, их полет был верным признаком того, что ненастье кончилось и не вернется…
Костя натянул мокрую, не успевшую хоть сколько-нибудь просохнуть одежду. Из шалаша поверх подсолнуховой листвы и тяжеловесно склоненных шляпок было видно, что в четверти километра вдоль дороги темнеют сосновые посадки, выступая верхушками на фоне графитного неба. Там была уже песчаная почва, сейчас твердая, плотно утрамбованная ливнем. Добраться до сосняка и, считай, всё!
Костя поглядел на черную, как вакса, наполовину затопленную ленту проселка. Жижа! Но двести-триста метров – не расстояние. Хоть волоком, хоть на себе, а мотоцикл он дотащит!
– Ладно, Алексей Кузьмич, после доскажешь, – оборвал он Авдохина, разворачивая в шалаше мотоцикл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195