Он прикрыл глаза, и гул боевой машины стал вдруг тише.Перед закрытыми глазами проклюнулось как бы кинематографическое изображение, легкая музыка перемешалась со звуком ветра. Слабенькая метелица понесла снежок по улицам деревни Крошкино. И увидел в этом сне Добрынин себя самого, идущего домой.Вот идет он по улице и вдруг слышит: «Убило! — кричит кто-то. — Председателя убило!» Повернул тогда Добрынин к председательскому дому, приблизился, а там уже толпа вокруг чего-то собралась, а на месте дома одни обломки. Вдруг со стороны обломков красноармеец идет и говорит громко так, чтобы все слышали: «Вот оно! Вот!» И поднимает обеими руками черный камень величиной с хорошую человеческую голову.А в это время кто-то со спины Добрынину шепчет:«С Рождеством, Пал Саныч, с Рождеством вас!» Оборачивается Добрынин, а там совсем неизвестный ему товарищ в черной кожанке.— Я атеист! — шепотом отвечает ему Добрынин.— А это мы вас, товарищ Добрынин, проверяем! — говорит этот человек.И тут же видит Добрынин, что нечто непонятное происходит с его проверяющим. Начинает он весь дрожать и прозрачнеть, пока совсем не растворяется в этой слабенькой метелице.А Добрынин смотрит по сторонам и его взглядом ищет.И видит, что тот же товарищ в кожанке склонился над убитым председателем, лежащим на снегу.И показалось Добрынину, что разговаривают они. Председатель как бы последние распоряжения отдает. А товарищ в кожанке слушает и кивает.И тут скучно стало Добрынину. Вспомнил, что в кармане тулупа у него леденцы для своих деток, а в кармане штанов — гребешок для жены. А тут толпа неизвестно из-за чего. Председателя, кричали, убило, а он с кем-то разговаривает. Плюнул мысленно Добрынин и пошел к своей избе.Пришел, поцеловал жену Маняшу и деток, раздал им подарки.— А чего сегодня-то? — удивилась жена. — До Нового года еще неделя почитай!— А и впрямь — чего сегодня?! — подумал вслух Добрынин.Подумал-подумал, да и отобрал подарки назад.— Через пять дней получите! — строго ответил он плачущим малышам, успевшим только в ручках леденцы подержать.Вышел после этого во двор, постоять возле любимого пса Митьки, а уже вечер, и метель по-настоящему метет, с завываниями. Подошел к собачьей конуре, постучал по ее деревянной крыше, а оттуда Митька голос подает — вме-1 сте с метелью воет. Так стало хорошо на душе у Добрынина, так тепло, спокойно и радостно, что слезы на глазах появились, то ли от ветра со снегом, то ли от чувств. И захотелось самому повыть, чтобы чувствовал пес Митька хозяйскую поддержку. И хоть понимал Добрынин, что у собак дела собачьи, а у людей — человечьи, но не было ему стыдно, тем более что метель такая, покрывало снежное на ветру развевается, а не метель! Взял он и завыл от души. А Митька черную морду из будки высунул, посмотрел на хозяина хорошим добрым взглядом и снова — у-у-у-у-у-у-уууууууу, а Добрынин тоже — у-у-уууу. Так они и выли в этой снежной круговерти…— Эй, товарищ Добрынин! Товарищ Добрынин! — затормошил кто-то спящего народного контролера за плечо.Открыл глаза контролер, а на него солдат с испугом смотрит.— Вам плохо? — спрашивает.— Нет, хорошо… — отвечает Добрынин.— Вы кричали во сне… — лепечет солдат. — Может, выпьете еще, успокаивает, я по себе знаю… спирт — она штука такая, и нервы лечит.— А что я кричал? — поинтересовался Добрынин.— У-У-УУУУУ — повторил солдат. — Как метель завывает или поезд идет. Добрынин кивнул.— А мы что, приехали уже? — спросил он вдруг, сообразив, что танк стоит на месте и тихо вокруг.— Ага, — ответил солдат.Добрынин обернулся на Ваплахова посмотреть, но Дмитрий спал, весь изогнувшись на неудобном сиденьи. Спал крепко и даже не сопел.— Так что, вылезать будем? — спросил Добрынин.— Я счас, — заговорил солдат. — Я только схожу к радисту Петрову, чтобы отрадировал он командиру, что мы доехали, и спрошу, где вы жить будете, так что отвезу вас потом на место, а потом уже назад. Давайте вместе еще бутылочку… — последнюю фразу солдатик-танкист произнес совсем негромко, почти шепотом.— Да-а-авай… — просопел, не открывая глаза, Вапла-хов. — Народ мой помянем…— Э-гэ… — удивился вслух Добрынин. — Где это он уже поминать научился?— Эт пока вас не было… в городке поминки справляли… третий год, как отряд с соседнего военгородка пропал… — ответил солдат.— Как пропал?— Кто его знает. Зима суровая была, а они на радиосвязь не выходят. Весной после пурги поехали посмотреть — городок целый, а людей нет, и вещей нет… Пусто совсем… Больше их и не видели нигде… Да и кто их увидит, если вокруг никто не живет… Ну ладно, я полез, а вы подождите…Танкист просунул свое щуплое тело в люк, и только подошвы его сапог мелькнули над головой Добрынина.Ваплахов проснулся, протер глаза. Взял одну бутылку, открыл. Пригубил немного. Протянул ее Добрынину.Народному контролеру пить не хотелось.Он встал во весь рост, просунул голову в люк — посмотрел по сторонам.Танк стоял перед домиком, над которым примерзший к древку красной сосулькой висел обледенелый флаг.Тишина была звонкой, какая бывает только при выдающемся морозе, но мороза Добрынин не ощутил.Дверь в домике с флагом открылась. Вышел солдат, за ним следом человек в военной форме, глаза узкие, лицо круглое, а нос приплюснутый.Выбрался Добрынин наружу, загудела броня под его ногами, пока не спрыгнул он на снежок. Подошел к дому, протянул руку военному.— Народный контролер Добрынин, — представился он.— Радист Петров! — ответил узкоглазый военный.С сомнением посмотрел на него Добрынин. Не подходила ему эдакая чисто русская фамилия.Радист, чувствуя недоверие, вытащил из кармана гимнастерки документ и протянул его народному контролеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16