По одну сторону улочки нет никаких домов, и большой участок земли отлого спускается к гавани. По другую сторону — домов всего лишь три. Первый — просто дом, больше о нем сказать нечего. Следующий — внушительный мрачный особняк из красного кирпича с отделкой из серого камня; из скатов мансардной крыши торчат козырьки слуховых окошек, а ее плоская верхняя часть обнесена железными перилами. Со всех сторон к дому подступает такое количество елей и пихт, что его стены едва видны с улицы. В нем, должно быть, ужасно темно. А третий и последний дом — Шумящие Тополя, расположенные прямо на углу поросшей травой улочки, куда выходит парадное крыльцо, и настоящей проселочной дороги, красивой и тенистой, идущей сбоку от дома.
Я влюбилась в него с первого взгляда. Знаешь, есть дома, которые сразу производят на увидевшего их человека огромное впечатление, и по какой-то едва ли поддающейся объяснению причине. Шумящие Тополя из их числа. Я могла бы описать тебе этот дом как белый каркасный домик — очень белый, с зелеными ставнями — очень зелеными, с башенкой на углу и слуховыми окошками по бокам, с отделяющей его от улицы низенькой каменной оградкой, вдоль которой через равные промежутки стоят тополя, и с большим огородом позади него, где в восхитительном беспорядке высажены цветы и овощи… Но это описание не может передать его очарования. Говоря коротко, это дом с пленительной индивидуальностью, в нем есть что-то напоминающее Зеленые Мезонины.
— Вот место для меня. Это было предначертано, — сказала я восхищенно.
Вид у миссис Линд был такой, словно предначертание не внушает ей доверия.
— Далековато от школы, — заметила она с сомнением.
— Ничего страшного. У меня будет хороший моцион. Ах, только взгляните на эту прекрасную рощу берез и кленов за дорогой!
Миссис Линд взглянула, но сказала лишь:
— Надеюсь, тебя не будут изводить комары.
Я тоже надеялась на это. Ненавижу комаров. Один-единственный комар может прогнать мой сон куда лучше, даже чем нечистая совесть.
Я была рада, что нам не пришлось входить в дом через парадную дверь. Она выглядит ужасно мрачно — большая, двустворчатая, выкрашенная в красный цвет, в каждой створке красное стекло с цветочным узором. Кажется, что она совсем от другого дома. Маленькая зеленая боковая дверь, к которой мы подошли по чудесной дорожке, выложенной плоскими плитами песчаника и кое-где совершенно утопающей в траве, показалась мне гораздо более приветливой и привлекательной. Дорожку окаймляют очень аккуратные, заботливо ухоженные клумбы, на которых растут канареечник, диликтра, тигровые лилии, турецкие гвоздики, кустарниковая полынь, красно-белые маргаритки и те цветы, которые миссис Линд называет пиниями. Конечно, сейчас не все они в цвету, но видно, что все цвели в положенное время, и цвели на славу. В дальнем уголке огорода — участок с кустами роз, а между Шумящими Тополями и мрачным соседним домом — кирпичная стена, заросшая диким виноградом, который увил и решетку, перекинутую в виде арки над тускло-зеленой дверью прямо посередине стены. Несколько виноградных побегов протянулись поперек двери — ясно, что в последнее время ее не открывают. На самом деле это даже и не дверь, а только нижняя половина двери, и через верхнюю открытую часть дверного проема мы могли мельком бросить взгляд в сад за стеной.
Едва мы вошли в ворота Шумящих Тополей, я заметила возле дорожки небольшой пучок клевера. Что-то заставило меня нагнуться и взглянуть на него поближе. Поверишь ли, Гилберт? Там, прямо перед моими глазами, были три четырехлистника! По поверью, четырехлистный клевер приносит счастье.

Вот это предзнаменование! Против него даже Прингли бессильны. И я сразу почувствовала, что у банковского служащего нет ни малейших шансов.
Боковая дверь была открыта — кто-то, очевидно, был дома, и мы могли не заглядывать под цветочный ящик. Мы постучали, и к двери подошла Ребекка Дью. Мы сразу поняли, что это Ребекка Дью, так как это не мог быть никто иной на всем белом свете. И она не могла бы носить никакое другое имя!
Ребекке Дью за сорок, и если бы у помидора были черные волосы, гладко зачесанные назад, маленькие блестящие черные глазки, крошечный носик с утолщением на конце и рот в виде щели, он выглядел бы в точности как она. Все в ней чуточку коротковато — руки и ноги, шея и нос — все, кроме улыбки. Улыбка у нее такая, что может протянуться от уха до уха.
Но в тот момент мы еще не удостоились ее улыбки. Когда я спросила, можно ли видеть миссис Маккомбер, Ребекка Дью взглянула на меня довольно мрачно.
— Вы имеете в виду вдову капитана Маккомбера? — уточнила она с упреком, словно в доме было не меньше десятка разных миссис Маккомбер.
— Да, — ответила я смиренно. И мы тотчас же были введены в гостиную и оставлены там. Это довольно приятная маленькая комната, пожалуй, с чрезмерным количеством вышитых салфеточек на спинках и ручках мягкой мебели, но пленившая меня своей тихой, уютной атмосферой. Каждый предмет обстановки имеет свое особое, отведенное именно для него и занимаемое им много лет место. А как блестит вся деревянная мебель! Ни один покупной полировальный состав никогда не производил такого зеркального блеска. Я поняла, что это результат неустанных трудов Ребекки Дью. Каминную полку украшает бутылка, в которой находится модель корабля с полной оснасткой и парусами. Этот корабль чрезвычайно заинтересовал миссис Линд, которая никак не могла догадаться, каким образом он попал в бутылку, но нашла, что благодаря ему у комнаты «очень мореходный вид».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15