потом я подумал, что это идиотский, развратный спорт,
хотя тогда и не возражал. Сорем, которому это не понравилось так же, как и
мне, пообещал, когда у нас появится для этого время, лучшую охоту на южных
холмах на пуму или льва и разных водяных зверей в тамошних долинах. В этот
полуденный месяц он все время мне что-нибудь обещал и посылал подарки,
когда был занят с советом, так что было бы неблагодарно от них
отказываться. Находясь чаще с его матерью, чем в своих апартаментах, я
почти не обращал внимания, когда их приносили, но теперь я стал
задумываться, что, может быть, он мне не доверяет и пытается подачками
укрепить мою лояльность.
Насмет прибежала ко мне на своих позолоченных ножках, когда я лежал,
печально глядя на солнце. Она вложила в мою руку цветок. Это был сигнал от
Малмиранет. Насмет, очевидно, нисколько не расстраивалась, играя в
любовную связь со мной, хотя на самом деле эта связь соединяла меня с ее
госпожой. Обычно я бывал в хорошем настроении и был рад видеть девушку.
Сегодня она заметила во мне перемену и сказала:
- Она не будет вас держать, если у вас где-то дела.
- Дела могут быть с тобой, - сказал я, и мой страх придавал всему
какой-то извращенный аромат. - Ты бы этот хотела, - я положил руки на ее
талию. Я не хотел ее, на я бы переспал с ней, если бы она захотела.
Но она сказала:
- Я немного хотела бы. Но не хочу расстраивать Малмиранет. Я люблю ее
больше, чем смогу полюбить когда нибудь какого-нибудь дурака-мужчину, как
бы он ни был красив или хорош в постели. Кроме того, - и ее глаза изменили
выражение, - она бы убила нас обоих.
Ее верность и ее проявившаяся враждебность смешивались с какой-то
почти ненастоящей гордостью, как если бы с ножом Малмиранет в своем сердце
она сказала: "Смотрите, это и есть гнев императрицы", - и все это привело
меня в чувство. Наверное, я был бы озадачен, если бы другие заботы не
висели на мне свинцовой тяжестью. Я спрашивал себя, идя за Насмет,
расскажет ли она Малмиранет о моих неуклюжих ухаживаниях. Я подумал, что
какая-то часть меня хотела бы вырвать желания и привязанности из моего
тела, моего сознания, моего сердца. Умирать без этого будет легче.
Затем двери распахнулись, я увидел ее, и все переменилось, как я и
надеялся.
Думаю, я никогда, приходя к ней, не заставал ее одной и той же.
Всегда была незаметная перемена в ее настроении, убранстве комнаты, ее
одежде. Это было ее умение, не знаю, инстинктивное или достигнутое в
результате воспитания - всегда быть переменчивой и неизменной, как смена
времен года в саду.
Помню, как ее тонкое белое платье из тинзенского газа, ловя красное
отражение солнца на разрисованной стене, казалось, тлело на ее коже, и
складчатый дым был пойман поясом рубинового шелка. Ее волосы были убраны
наверх и свободно завязаны. Она иногда укладывала их таким образом, так
что я легко мог их распустить. Она играла с котенком леопарда, маленьким
желто-коричневым мяукающим дьяволом, который катался по мозаичному полу,
вцепившись в концы ее шелкового пояса. Она повернулась ко мне, свет
освещал ее сзади, и стройная темнота ее тела была оттенена светлым
ободком, а я внезапно вспомнил Демиздор, хотя они ничем не были похожи.
- Я слышала любопытную новость, - сказала она. - Ты опять собираешься
драться на дуэли?
Я был озадачен скоростью распространения марийских сплетен. Но я и
сам собирался рассказать ей об этом.
- Да. Это то, чего не избежать.
Она развязала свой поясок и отдала его леопардику, затем подошла и
положила руки мне на плечи.
- Я признаю, что ты привел моего сына к трону императора, что без
тебя и твоего коварного дара он был бы холодным трупом, а я - объемом для
той или иной гнусности. Я признаю все и покоряюсь тебе. Но не делай это,
не делай сейчас, за два дня до коронации Сорема. Он доверяет тебе, ценит
тебя. Если ты умрешь, умрет и какая-то его часть тоже. Я не говорю уже о
своем горе.
Даже она ничего не знала о моем прошлом, кроме того, что было
известно всем. Мы полюбили друг друга так просто и так мало лгали друг
другу; она в отличие от большинства женщин, не выспрашивала у меня никаких
подробностей о моем прошлом, как будто каждое освеженное в памяти событие
- соединяющее двоих звено, как будто у вас не должно быть никакой другой
жизни, кроме той, что вы ведете сейчас. Малмиранет из меня ничего не
вытягивала, но знала меня таким, каким я был.
Увидев мое лицо, ока тихо сказала:
- Ты все же сделаешь это? Никакие мои мольбы не переубедят тебя.
- Нет. Это выше твоих слов и моих. Выше всех нас.
- Ты скажешь, что заставляет тебя идти на это?
- Сказал бы, если бы это помогло нам. Не поможет.
Она притянула меня к себе, обняла и сказала:
- Ну, хорошо. Я ни о чем больше не спрошу.
Если бы я когда-нибудь плакал с тех пор, как стал мужчиной, то я бы
заплакал тогда. Я предвидел и мою смерть и ее так же ясно, как видел
солнечный свет на красной стене.
В этот момент не нужны были резкие звуки, однако дверь распахнулась,
и вбежала бронзовая девушка Айсеп.
- Императрица, - отрывисто заговорила она. - Ваш сын...
Она могла не продолжать За ее спиной появился Сорем.
Он был в черном, как предписывала перед коронацией традиция, и от
этого гнев на его лице был еще более очевиден. Он схватил бронзовую
девушку за волосы. Она вздрогнула, но не издала ни звука.
- Да, - сказал он нам.
Он посмотрел на Малмиранет, на ее тонкое платье, увидел, под ним
ничего нет, и взъярился еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125