Тщательное изучение их, глубокое переживание содержащихся в них красот, которым нет конца, и то, что благодаря посто­янным упражнениям я в совершенстве познал возможно­сти фортепьяно, делают меня более, чем кого-либо дру­гого, подходящим для решения этой трудной задачи».
В то время как Лист работает над своими композици­ями, Жорж Санд пишет «Мастеров мозаики». «Не знаю, почему, - говорит она в предисловии к этой книге, - но мало что писала я с таким удовольствием, как эту вещь. Было лето... Никогда еще не видывала я в своем саду столько цветов и птиц. Внизу Лист играл на рояле, а соловьи, опьяненные музыкой... отчаянно заливались вокруг в кустах сирени...»
Здесь, в Ноане, у Листа вызревает замысел новой статьи, на этот раз - в защиту фортепьяно. «Рояль для меня то же, что для моряка - корабль, для араба - его конь, быть может, даже больше, ибо до сих пор мой рояль был мною самим, моей жизнью; задушевный храни­тель всего того, что кипело во мне в самые горячие дни моей юности. Мои страсти заставляли вибрировать его струны, клавиши подчинялись всем моим капризам!»
В конце июля, из-за трений между Мари д'Агу и Жорж Санд, Лист и Мари покидают Ноан раньше, чем пред­полагали. Ехать в Италию еще рано, поэтому они сна­чала отправляются в Лион.
3 августа. Концерт Листа в Лионе.
В этом городе Листа вновь глубоко потрясает и за­ставляет задуматься «ужасная нищета, возмущающая мое чувство справедливости». Его мысли излагает на бумаге Мари: «О, сколь горька ирония судьбы: тот, кто не знает, куда преклонить на покой свою голову, трудится над дорогими тканями, ткет роскошные драп­ри, за которыми отдыхает изнеженный богач; тот, у кого нет даже лохмотьев, чтобы прикрыть свою наго­ту, выделывает золотую парчу для уборов королев; и де­ти, которые никогда не видят улыбок матери, сгорбив­шись стоят у ткацкого станка и затуманенными глаза­ми следят за выходящими из-под пальцев их матерей арабесками и цветами, предназначенными служить иг­рушками для детей сильных мира сего».
В Лионе Лист встречается с Адольфом Нурри, пре­восходным тенором, в свое время исполнявшим партию Дона Санчо в одноименной опере Листа. Лист однажды отметил, что «убеждения и симпатии как-нибудь приве­дут нас к встрече на одном и том же пути. В той случайности, что на пограничной станции моей поездки по Франции мне привелось пожать ему руку, я вижу благоприятное предзнаменование». Мари записывает в Лионе о Нурри: «Подобно большим художникам наше­го времени, и он задумывается над тем, каким образом можно бы нести искусство в народ и помогать простым людям путем посвящения их в искусство. Когда мы вновь будем во Франции, Франц, вероятно, захочет предпри­нять нечто подобное...»
В конце лета Лист и Мари вновь отправляются в путь. Они едут вдоль Соны по направлению к Масону, чтобы посетить в Сен-Пуане Ламартина. По дороге они заезжают в монастырь картезианцев, в Гран-Шартрёз. Затем через Женеву едут к цели своих странствова­ний - в Италию.
17 августа. Перевалив через Альпы, они прибывают на Лаго-Маджоре, откуда едут дальше в Милан. Из письма Листа французскому писателю Луи де Роншо: «Ты думаешь, что я тотчас же побежал осматривать собор, музей, библиотеку? О, нет! Ничего подобного... Я слоняюсь по улицам Милана, подобно тому, как сло­нялся бы по парижским бульварам, и вдруг, сам не знаю как, оказываюсь напротив „Ла Скалы", у дверей магазина Рикорди. Ты знаешь, нет, ты не знаешь, ибо никогда не писал и не продавал нотных знаков, что Рикорди - первое в Италии и одно из самых авторитетных в Европе музы­кальных издательств. А издательство - наместниче­ство музыкальной империи, „salus infirmorum" (благо для нуждающихся), „refugium peccatorum" (приют для греш­ников), место, где заботятся о таких бродячих музы­кантах, каким являюсь я. Я вхожу и без какого-либо вступления сажусь к открытому роялю. Импровизирую интродукцию: так я привык показывать свое рекоменда­тельное письмо. Рикорди там. Он не знает меня, я не знаю его. Он слушает и загорается... Ко мне он не обращается, но я слышу, как он говорит приказчику: „Это или Лист, или дьявол". На такое свирепое подозрение я встаю, подхожу к нему и представляюсь. Пять минут спустя, не знаю, каким образом, Рикорди уже предоста­вил в мое распоряжение свой сельский дом в Брианзе, ложу в „Скале", карету, лошадь и те полторы тысячи партитур, что у него имелись...»
В начале сентября Лист и Мари поселяются в горной деревушке Белладжо у озера Комо. Это был самый прекрасный период их любви. Из письма Листа к Роншо: «В самое жаркое время дня мы часто отдыхаем под платанами виллы Мелъци. Мы читаем „Божественную комедию" у подножья мраморных статуй Бомелли: Бе­атриче ведет Данте... Не знаю, как признаться тебе, но я чувствую, что Данте в этой великой, ни с чем не сравнимой поэме видит в Беатриче идеал не любви, а нау­ки. Меня неприятно затрагивает, что в этом прекрас­ном, одухотворенном теле я нахожу дух ученого теоло­га, разъясняющего догмы, отрицающего ересь, дискути­рующего о мистериях...»
3 октября. Лист вместе со своими учениками Пьером Вольфом, Германом Когеном и Бонольди играет по­пурри для четырех фортепьяно в благотворительном концерте в пользу итальянских эмигрантов.
Осень и на этот раз благоприятствует творческой ак­тивности Листа. Он делает наброски к сонате «По про­чтении Данте», продолжает писать транскрипции и фантазии, а также цикл «Альбом путешественника», в предисловии к которому говорит, что хотел отразить в нем жизнь различных стран, их природу, их дух, при­вычки, законы, нравственные идеи разных наций и на­писать песни в характерной для них форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84