ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
В заключение он сыграл на бис импровизацию на венгерскую тему.
28 декабря. Лист слушает в пештском Венгерском театре «Фиделио» Бетховена. При его появлении в ложе раздались дружные аплодисменты и приветственные возгласы публики.
29 декабря в полдень, также в зале «Вигадо», в присутствии полутора тысяч слушателей состоялся второй концерт Листа в Пеште.
В заключение он при бурном восторге публики сыграл «Ракоци-марш». В соответствии с желанием Листа билеты на его концерты печатались только на венгерском языке, прецедент, до того в Пеште ещё не имевший места.
«В пять часов дня цвет находящейся в Пеште венгерской аристократии дал в мою честь великолепный банкет в зале казино, - пишет Лист Мари. - Нас было за столом более пятидесяти человек. В мою честь провозгласили - на венгерском языке - более полудюжины тостов, более того, за исключением дам, ни в чью другую честь тостов не произносили. Я сказал по-французски тост за процветание, прогресс и свободу „нашей общей родины"; можете себе представить, как его приняли».
1840
2 января. Третий концерт Листа в зале «Вигадо», на этот раз в пользу Пешт-Будайского музыкального общества. В программе концерт для фортепьяно фа минор Вебера и «Гекзамерон».
4 января. Четвертый концерт Листа, на этот раз в пользу Венгерского театра. Театр объявляет о концерте Листа в афишах, напечатанных красными буквами:
Господин Ференц Лист,
наш соотечественник-артист
из патриотических чувств согласился дать
в пользу театра концерт, в программе которого:
1. Анданте из финала оперы «Лючия ди Ламмермур».
Исполняет господин Лист.
2. Хроматический галоп. Исполняет господин Лист.
Абонементы, контрамарки недействительны.
Много лет спустя писатель Ласло Бартфаи в журнале «Фёвароши Лапок», в номере от 17 января 1877 года так вспоминает об этом концерте: «...Наконец, на эстраде появился всемирно известный музыкант, встреченный бурными аплодисментами и нескончаемыми приветственными возгласами. На нем был венгерский костюм: вишневый доломан ? lа Зрини, расшитые золотыми шнурами синие брюки и мягкие сапоги со шпорами. Говорить о его игре бесполезно: она неописуема; её надо слышать и удивляться!.. Под конец, после того, как он сыграл две вещи, а его вновь, и вновь, и вновь вызывали аплодисментами, жесты его выражали уже не благодарность за горячий прием, но, скорее, некую утомленную покорность; довольно долгое время он с прижатыми к груди руками, словно бы падая на колени, кланялся неистовствовавшей публике. И вдруг, выпрямившись оживившись и чуть ли не прыжком он сел за рояль и после двух-трех потрясающих душу аккордов из-под его пальцев зазвучал „Ракоци-марш". И вновь театр наполнил грохот, страшный грохот! Можно было ожидать, что от этого нескончаемого громыхания обрушатся стены. Поэтому Листу пришлось прервать игру, он опять встал из-за рояля и поклоном выразил свою благодарность. Когда шум утих, он продолжил „Ракоци-марш", и пока он играл, господствовала такая тишина, что не слышно было ни единого вздоха; словно все затаили дыхание и окаменели...»
Об этом же концерте Лист отчитывается перед Мари д'Агу следующим образом: «4 января я играл в Венгерском театре анданте из „Лючии", „Галоп" и, так как аплодисменты не прекращались, „Ракоци-марш" (разновидность венгерской аристократической „Марсельезы"). В тот самый момент, когда я собирался удалиться за кулисы, на сцену вышли граф Лео Фештетич, барон Банфи, граф Телеки (все трое - магнаты), Экштейн, Аугус и шестой, фамилию которого я забыл, - все в парадных венгерских костюмах. Фештетич держал в руках роскошную, украшенную бирюзой, рубинами и т. д. саблю (стоимостью 80-100 луидоров). В присутствии всей публики, которая яростно аплодировала, он обратился ко мне с короткой речью на венгерском языке и от имени нации опоясал меня саблей. Я через Аугуса попросил разрешения обратиться к: публике на французском языке».
«Слушайте, слушайте!» - загудело со всех сторон. Согласно воспоминаниям Ласло Бартфаи, «Лист, чуть отодвинув рояль назад, выступил вперед и, подняв бледное, взволнованное лицо, твердым, но вначале прерывающимся от сдерживаемого волнения голосом сказал прочувствованную речь:
„Дорогие соотечественники! Эту саблю, преподнесенную мне представителями нации, смелости и рыцарству которой дивится весь мир, я буду хранить всю свою жизнь, она будет самым любезным и самым дорогим моему сердцу предметом... Эта сабля, которая в свое время наносила мощные удары в защиту отечества, теперь вложена в слабые и мирные руки. Не символ ли это? Не хотят ли этим сказать, что после того, как Венгрия пожала столь много триумфов на полях сражений, теперь она хочет заслужить новую славу с помощью искусства, литературы, науки, друзей мира? Нет такой славы, которой Венгрия не была бы достойна, ибо благодаря как своему героизму, так и мирному духу, она призвана идти во главе народов"».
Эти слова, переведенные на венгерский язык бароном Анталом Аугусом, публика встретила нескончаемыми аплодисментами и приветственными возгласами.
После выступления Лист садится в карету. Огромная толпа с горящими факелами в руках во главе с военным оркестром заполняет площадь; все кричат «Эльен! Эльен!». Несколько молодых людей хотят выпрячь из кареты лошадей, чтобы везти её самим. «Нет, нет, - кричат остальные, - это делали мы для жалких танцовщиц, для Эльслер, Листа надо чествовать иным образом!»
Из письма Листа мы узнаем продолжение: «Дом Фештетича, в котором я живу, находится очень далеко от Венгерского театра. Когда мы проехали около трети пути, я сказал Фештетичу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
28 декабря. Лист слушает в пештском Венгерском театре «Фиделио» Бетховена. При его появлении в ложе раздались дружные аплодисменты и приветственные возгласы публики.
29 декабря в полдень, также в зале «Вигадо», в присутствии полутора тысяч слушателей состоялся второй концерт Листа в Пеште.
В заключение он при бурном восторге публики сыграл «Ракоци-марш». В соответствии с желанием Листа билеты на его концерты печатались только на венгерском языке, прецедент, до того в Пеште ещё не имевший места.
«В пять часов дня цвет находящейся в Пеште венгерской аристократии дал в мою честь великолепный банкет в зале казино, - пишет Лист Мари. - Нас было за столом более пятидесяти человек. В мою честь провозгласили - на венгерском языке - более полудюжины тостов, более того, за исключением дам, ни в чью другую честь тостов не произносили. Я сказал по-французски тост за процветание, прогресс и свободу „нашей общей родины"; можете себе представить, как его приняли».
1840
2 января. Третий концерт Листа в зале «Вигадо», на этот раз в пользу Пешт-Будайского музыкального общества. В программе концерт для фортепьяно фа минор Вебера и «Гекзамерон».
4 января. Четвертый концерт Листа, на этот раз в пользу Венгерского театра. Театр объявляет о концерте Листа в афишах, напечатанных красными буквами:
Господин Ференц Лист,
наш соотечественник-артист
из патриотических чувств согласился дать
в пользу театра концерт, в программе которого:
1. Анданте из финала оперы «Лючия ди Ламмермур».
Исполняет господин Лист.
2. Хроматический галоп. Исполняет господин Лист.
Абонементы, контрамарки недействительны.
Много лет спустя писатель Ласло Бартфаи в журнале «Фёвароши Лапок», в номере от 17 января 1877 года так вспоминает об этом концерте: «...Наконец, на эстраде появился всемирно известный музыкант, встреченный бурными аплодисментами и нескончаемыми приветственными возгласами. На нем был венгерский костюм: вишневый доломан ? lа Зрини, расшитые золотыми шнурами синие брюки и мягкие сапоги со шпорами. Говорить о его игре бесполезно: она неописуема; её надо слышать и удивляться!.. Под конец, после того, как он сыграл две вещи, а его вновь, и вновь, и вновь вызывали аплодисментами, жесты его выражали уже не благодарность за горячий прием, но, скорее, некую утомленную покорность; довольно долгое время он с прижатыми к груди руками, словно бы падая на колени, кланялся неистовствовавшей публике. И вдруг, выпрямившись оживившись и чуть ли не прыжком он сел за рояль и после двух-трех потрясающих душу аккордов из-под его пальцев зазвучал „Ракоци-марш". И вновь театр наполнил грохот, страшный грохот! Можно было ожидать, что от этого нескончаемого громыхания обрушатся стены. Поэтому Листу пришлось прервать игру, он опять встал из-за рояля и поклоном выразил свою благодарность. Когда шум утих, он продолжил „Ракоци-марш", и пока он играл, господствовала такая тишина, что не слышно было ни единого вздоха; словно все затаили дыхание и окаменели...»
Об этом же концерте Лист отчитывается перед Мари д'Агу следующим образом: «4 января я играл в Венгерском театре анданте из „Лючии", „Галоп" и, так как аплодисменты не прекращались, „Ракоци-марш" (разновидность венгерской аристократической „Марсельезы"). В тот самый момент, когда я собирался удалиться за кулисы, на сцену вышли граф Лео Фештетич, барон Банфи, граф Телеки (все трое - магнаты), Экштейн, Аугус и шестой, фамилию которого я забыл, - все в парадных венгерских костюмах. Фештетич держал в руках роскошную, украшенную бирюзой, рубинами и т. д. саблю (стоимостью 80-100 луидоров). В присутствии всей публики, которая яростно аплодировала, он обратился ко мне с короткой речью на венгерском языке и от имени нации опоясал меня саблей. Я через Аугуса попросил разрешения обратиться к: публике на французском языке».
«Слушайте, слушайте!» - загудело со всех сторон. Согласно воспоминаниям Ласло Бартфаи, «Лист, чуть отодвинув рояль назад, выступил вперед и, подняв бледное, взволнованное лицо, твердым, но вначале прерывающимся от сдерживаемого волнения голосом сказал прочувствованную речь:
„Дорогие соотечественники! Эту саблю, преподнесенную мне представителями нации, смелости и рыцарству которой дивится весь мир, я буду хранить всю свою жизнь, она будет самым любезным и самым дорогим моему сердцу предметом... Эта сабля, которая в свое время наносила мощные удары в защиту отечества, теперь вложена в слабые и мирные руки. Не символ ли это? Не хотят ли этим сказать, что после того, как Венгрия пожала столь много триумфов на полях сражений, теперь она хочет заслужить новую славу с помощью искусства, литературы, науки, друзей мира? Нет такой славы, которой Венгрия не была бы достойна, ибо благодаря как своему героизму, так и мирному духу, она призвана идти во главе народов"».
Эти слова, переведенные на венгерский язык бароном Анталом Аугусом, публика встретила нескончаемыми аплодисментами и приветственными возгласами.
После выступления Лист садится в карету. Огромная толпа с горящими факелами в руках во главе с военным оркестром заполняет площадь; все кричат «Эльен! Эльен!». Несколько молодых людей хотят выпрячь из кареты лошадей, чтобы везти её самим. «Нет, нет, - кричат остальные, - это делали мы для жалких танцовщиц, для Эльслер, Листа надо чествовать иным образом!»
Из письма Листа мы узнаем продолжение: «Дом Фештетича, в котором я живу, находится очень далеко от Венгерского театра. Когда мы проехали около трети пути, я сказал Фештетичу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84