Блейд безмолвствовал. Подождав немного, Трехпалый развел руками и посмотрел на Рыжего. Сообразив, что пора произнести веское слово старшего по званию, тот буркнул:
– Вот что. Носач… Иди-ка ты в карцер. И подумай.
Он встал и вышел в дверь, что находилась рядом с подвесным шкафчиком – видимо, в свою каюту. Трехпалый проводил капитана взглядом и сказал Блейду:
– Хозяин дело говорит. Поразмысли! И знаешь, Носач, никогда мы не продавали своих на Южные острова. Лучше удавиться, чем попасть в копи.
Когда Блейд под бдительным присмотром Башки шествовал обратно в свое узилище, он вспомнил, что собирался спросить про нурлов. Ладно, решил он, успеется. Он чувствовал, что еще не раз встретится с офицерами этого судна. И еще не известно, кто кого продаст в рабство.
* * *
Вечером в дверь карцера тихо поскреблись. Блейд оторвался от созерцания низкого потолка из темного дерева и пробормотал: «Tu ne cede malis, sed contra audentior ito».
Этими словами – «Не отступай перед бедой, но смело иди ей навстречу» – он и встретил Крепыша, доставившего узнику ужин и неярко горевший светильник.
– Вот, – сказал матрос, протягивая ему миску, – спросился у Башки принести тебе жратву.
Затем он погрузился в мрачное молчание, ожидая, пока пленник разделается с кашей, китовым мясом и основательной кружкой клана. Блейд искоса взглянул на приятеля.
– Что, проверил свой сундучок?
Крепыш махнул рукой; в его темных глазах плескалось отчаяние. Блейд стиснул его плечо – поросшее шерстью и нечеловечески широкое.
– Не бойся, парень. Я тебя не выдам.
– Даа… Ты так и сказал Рыжему… я слышал… – поерзав на жестком полу, он устроился поудобнее и нерешительно произнес: – Я за тебя, Носач… я за тебя… я кому хочешь печенку вырву!
– Ну-ну, – разведчик похлопал его по колену и негромко поинтересовался: – Разве эта твоя фляжка стоит таких хлопот? Видишь, как дело повернулось…
– Пришиби меня Кит! Попутало проклятое зелье! – Крепыш был безутешен в своем раскаянии.
– Ладно, обойдется, – ободрил его Блейд.
– Да как обойдется-то? – Крепыш широко распахнул глаза, полыхнувшие красным в отблесках пламени. – Ты что, готов залезть в вонючую дыру на Южных островах, акулья требуха? Нет! Я… я… никогда…
– Решил все рассказать? Чтобы нас вместе продали в Архипелаге?
Крепыш кивнул.
Некоторое время Блейд молчал, словно удивленный самоотверженностью этого существа; возможно, он оценивал искренность или меру отваги мохнатого матроса, решившего идти с ним на берег, в неволю. Наконец он сказал:
– Слушай, Крепыш, никому ни слова. Понял? Я запрещаю! И не бойся, мы вылезем из этого дела. Оба. Рудники отменяются!
– Но…
– Я сказал – слушай меня! – Блейд состроил грозную мину. – Да, и вот еще что… Принеси мне сотню чистых тентов, кувшинчики с красками – те, что в твоем сундучке, и кисти. Поживее!
Матрос покорно выскользнул за дверь.
Когда он вернулся, Блейд послал его за дополнительными светильниками и жиром, потом – за широкой гладкой доской. Вскоре все необходимое было заготовлено, и разведчик принялся за работу. Крепыш с любопытством следил за ним.
Хадры пользовались письменностью и цифровыми знаками сахралтов, так что тут разведчику не пришлось фантазировать. Прочую символику он продумал заранее, соотнеся ее как со своим скромным даром живописца, так и с техническими средствами, которые были в его распоряжении. Благодаря этому, вся работа заняла не больше часа. Крепышу картинки понравились. Наблюдая, как Блейд выводит тонкие разноцветные линии, матрос только восхищенно ахал и причмокивал, позабыв про все свои горести.
Когда великий труд был завершен, Блейд спросил, кивнув в сторону двери:
– Сколько там народа на страже?
– Башка и еще три рыла, – сообщил Крепыш. – Самые дерьмоболы из гарпунщиков.
– Ну, зови всех, еть их в печенку, – распорядился узник.
Охранники вошли, столпившись у двери. Башка сел, почти перегородив выход, остальные через его голову с любопытством рассматривали разложенные в четыре ряда пятьдесят две фишки для ба-тенга. Впрочем, эти кожаные квадратики к ба-тенгу уже никакого отношения не имели.
– Ну, парни, глядите и слушайте, – сказал Блейд, поводя руками над своим художеством. – Эти игра называется покер.
– Пок-ррр, – зачарованно повторили пять хриплых голосов.
– Тут выложено по тринадцать карт каждого цвета или масти: красные, желтые, зеленые и синие, – продолжал искуситель, чувствуя себя змеем в саду Эдема. – Порядок, от младших к старшим, такой: единица, двойка, тройка… – он показывал на карты с разноцветными изображениями цифр; к счастью, сахралты пользовались привычной десятичной системой счисления. – Так считаем до десятки. Дальше идут кит, акула и корабль… Смотрите, корабль – самая старшая карта каждой масти.
Блейд перевернул карты и перемешал их – тасовать толстые кожаные пластинки было неудобно. Киты-валеты на его картинках пускали вверх пышные фонтанчики воды, дамы-акулы скалились в хищной зубастой усмешке, а короли-корабли походили на разбойные бригантины, что с распущенными, парусами устремились в погоню за богатым «купцом». Зато все было ясно и привычно для морского народа, неискушенного в земных средневековых титулах.
Он выдал каждому из своих партнеров по пять карт и некоторое количество неразрисованных тенгов – в качестве денег, для затравки, – после чего продолжил свои объяснения.
– Побеждает тот, у кого окажется самая сильная комбинация. Они бывают такими: один корабль; пара любых карт одного ранга – например, две пятерки или две акулы; две пары, тройка, стрит, флешь, фул, каре, стрит флешь… – рассказывая, разведчик одновременно выкладывал все эти комбинации на доске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69