Щека дергалась от тика. Глаза его наполнялись слезами, и я вернулся обратно к бульону. Налил его в кружку, потом, немного поколебавшись, отпер шкаф с выпивкой и добавил добрую порцию ирландского виски.
Я помог Артуру сесть и убедился, что он способен удержать кружку, потягивая бульон.
— Хорошо.
— Не спеши, Артур. Я сейчас вернусь.
В роскошной ванной, устроенной тут первоначальным владельцем «Дутого флэша», я быстро смыл под душем пот и опилки, переоделся в летние брюки. Надел рубашку с коротким рукавом и снова заглянул к нему. Кружка была пуста. Он немного порозовел. Я открыл долгожданную бутылочку темного пива, вошел и уселся у него в ногах.
— Черт побери, Артур, что ты с собой сделал?
Он сник.
— Наверно, слишком много всего произошло.
— Может, я не так спросил. Что с тобой сделала Вильма?
И снова пролились слезы бессилия.
— О Боже, Трев, я...
— Ладно, мы вернемся к этому позже. Раздевайся и прими горячий душ. Потом съешь несколько яиц. А затем поспишь. Хорошо?
— Я не хочу быть...
— Артур, ты начинаешь действовать мне на нервы. Заткнись.
* * *
Когда он выспался, я осмотрел его вены. Гашиш быстро доводит людей до ручки. Никаких следов от уколов. Но это еще ничего не значит. Только торчки, вскрывающие вену булавкой, ходят со шрамами. Любой аккуратист со скромной дозой гипосульфита, у которого хватает ума приложить к ране тампон со спиртом, останется без единой отметины. Это вам всякий городской полицейский может подтвердить.
Артур все еще выглядел мрачновато. Одним горячим душем тут не обойтись. Да и щетина на щеках его не украшала. Я осмотрел одежду. Все вещи изначально дешевые. Метки из Неаполя во Флориде. Еще у него была с собой плоская коробка от сигарет, в которую он бережно уложил три двухсантиметровых окурка. Да еще коробок спичек из хомстедовской закусочной и пара центов в кошельке. Я завернул его ботинки в одежду и, держа сверток на вытянутых руках, отнес в мусорный бак на палубе. Потом вымыл руки.
Солнце садилось. Я пошел в рубку. Самое время выпить коктейль в кубрике. С соседних яхт доносились музыка и женский смех. Ввинтив на место оставшиеся болты, на этот раз даже не вспотев, я не переставал думать о том Артуре Уилкинсоне, каким он был, когда мы виделись в последний раз, около года назад.
Здоровенный парень, не меньше меня, правда совсем другого физического типа. Медлительный, неловкий, рассеянный, мягкий и довольно педантичный по своему характеру. Я встречал такого рода людей на баскетболе в старших классах. Тренеры берут их за один лишь рост. Они все такие открытые и плохо держат равновесие. Достаточно подловить их справа, просто бедром, и они, путаясь в собственных ногах, вылетят с площадки. Учеба в старших классах становилась для них заключительным этапом в приобретении опыта участия в каких-либо спортивных играх.
Артур Уилкинсон в течение нескольких месяцев входил в нашу компанию. Мы встретились, когда он пытался решить, стоит ли вкладывать деньги в одно судостроительное предприятие. Он бродил по верфи, беседуя с знатоками. Расспрашивать меня он явился как раз в тот час, когда не мешает выпить по рюмочке, и засиделся. Потом приходил еще и еще и, видимо, слишком часто в те дни, когда здесь бывала приведенная кем-то из наших Вильма.
Он рассказывал мне свою историю. Мальчик из состоятельной нью-йоркской семьи в Литтл Фоллз. Сын владельца магазина. Получил степень бакалавра в Гамильтон-Колледже. Стал работать в своем магазине. Обручился с дочерью врача. Торговля в магазине не вызывала у него особо сильных эмоций. Как положительных, так, впрочем, и отрицательных. Будущее было определенным и надежным, словно ковровая дорожка, прибитая к полу. А потом все разлетелось на куски, одно за другим, начиная со смерти его вдового отца. Потом его девушка вышла замуж за другого и так далее, пока в конце концов Артур, беспокойный, издерганный и несчастный, не продал свой контрольный пакет акций большой сети магазинов и, ликвидировав все остальные виды собственности, не отправился во Флориду.
Он прекрасно ладил со всей компанией. Добродушный и очень скромный. Его все время хотелось взять под опеку. Артур учился выживанию в Литтл Фоллз и, по-видимому, прекрасно адаптировался в той среде. Однако вдали от отца он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Он всегда абсолютно честно говорил о возникших у него проблемах. После уплаты налогов у него осталось почти четверть миллиона. В хороших и надежных ценных бумагах, дававших около девяти тысяч в год. Но он считал позорным влачить на них жалкое существование. Рвался пустить их в дело, заставить работать, оборачиваться и приносить доход. Гены великого прадедушки не давали ему покоя.
Состав компании меняется, но дух остается. Когда Артур ездил с нами, то всегда был тем, кто собирает хворост для костра на пикнике у моря; тем, кто отвозит домой пьяных; тем, кто не забыл взять пиво; жилеткой, в которую плачутся девушки; голубчиком, дающим немного денег взаймы; простофилей, освобождающим вас своим приходом от покраски забора. Такой, наверно, есть в любой компании. Тонкая натура. Его легко можно было вогнать в краску. Артур всегда казался чисто вымытым, откликался на любую шутку и смеялся почти всегда там, где нужно, даже если уже слышал анекдот раньше. Короче, милейший человек, этот Артур Уилкинсон. Он дружил со всеми, но ни с кем по-настоящему не был близок. У него в душе всегда находилось место для сохранения самых глубоких тайн. Алкоголь развязывал бы ему язык, если не одно обстоятельство. Лишняя рюмка сверх нормы, — и он окончательно и бесповоротно засыпал, улыбающийся и безмятежно спокойный, продолжая улыбаться во сне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83