Любому без его рассуждений с первого взгляда ясно, что Алабамский Тигр и Вильма Фернер друг друга на дух не выносят. Мейер не спорил.
На палубе стоявшего рядом с нами большого и богатого «Уилкера» Алабамский Тигр устраивал самую долгую, к тому моменту, в мире вечеринку. Это был огромный, с небрежными жестами мужик. Типично американский тип, сколотивший немало деньжат и пустивший их на плавание, попойки и подружек. Весь день он разгуливает, вежливый и жизнерадостно подтянутый. Лицо, словно вырубленное скульптором из необработанного камня, застыло в слабой усмешке. За сорок секунд Тигр способен заставить вас поверить, что вы самый интересный человек, какого он когда-либо видел, а вы почувствуете, что в жизни не встречали большего понимания. Он мог очаровать и помещика-арендатора, и начальника почты, и цирковых карликов, и оценщиков имущества по обложению налогом.
Когда Вильма, в конце концов, выбрала себе цель, Артур Уилкинсон оказался такой чертовски беспомощной мишенью, что никто из нас уже не сумел ничему воспрепятствовать. У него было меньше шансов уцелеть, чем у красотки, в городе, подвергшемся нашествию варваров. Он парил в облаках. С неизменной дурацкой, широкой улыбкой на лице. Вильма висела у него на локте, направляя и следя, чтобы он не врезался в неподвижные предметы. Он считал ее редким жучком. Остроумной, нежной, милой и неоценимой. Вильма чувствовала себя на седьмом небе, удостоившись столь уникальной награды. И малейший намек на то, что редкий жучок может оказаться скорпионом, был для Артура оскорбительным. Он просто не слышал, что ему говорили. Смеялся, считая это шуткой. Сократив время ожидания до минимума, они зарегистрировались как-то днем, после полудня в местном здании суда, и уехали в новеньком белом «понтиаке», на заднем сидении которого уместился весь ее немногочисленный багаж. Улыбка Вильмы сверкала не хуже нового золотого кольца на пальце — капкана для хищников, выписанного от Хертера. Я поцеловал хорошенькую щечку невесты. Она пахла мылом и чистотой. Назвала меня милым мальчиком. Мой подарок состоял из шести частей: «Метакса», «Фундадор», «Плимутский джин», «Чивас Регал», «Олд Кроу» и «Пайне Хейдсик» 59-го года. Долговечной семье — долговечный подарок. Ока оставила записку для ребят с парохода, которые так и не пришли ее забрать. И я знал, что пока Вильма командует парадом, молодожены не приедут в Лондердейл. Она чувствовала, как наша компания «одобряет» этот брак, и будет искать более доверчивое окружение.
* * *
Через три дня после их отъезда все поняли, что с Алабамским Тигром творится что-то неладное. Вместо того, чтобы пребывать в своем обычном добродушном и безмятежном состоянии слабой алкогольной эйфории, он качался, как маятник, между мрачной трезвостью и диким, безрассудным и опасным пьянством. Непрекращающаяся вечеринка стала сходить на нет. Кто докопался до правды, так это Мейер, который обнаружил его как-то на рассвете, неуклюже расположившемся на пляже с заряженной пушкой 38 калибра под рубашкой. И поскольку Мейеру нужна была помощь, чтобы присмотреть за Тигром, он рассказал мне такую историю.
Как-то утром Вильма тайком пригласила Тигра в свою штаб-квартиру в отеле. Там с невероятным искусством, принятым, скорее, на Востоке, чем в наших, менее древних культурах, она быстро научилась вертеть им и так, и эдак, словно он был марионеткой, а она дергала его за проволочки. Затем, четко контролируя ситуацию, подвела его к самому краю пропасти и бросила там, не позволив ни отступить, ни расслабиться.
По собственным бессмертным словам Тигра, рассказал мне Мейер, он дергался и трясся как на воткнутом в сеть проводе. Тигр не сомневался, что вся эта история его прикончит. Чувствовал, что сердце его вот-вот разорвется. А она смеялась над ним, говорил Тигр, и лицо у него было при этом, как у привидения. Внезапно, когда он почувствовал себя трупом, из душа доносилось пение Вильмы. Одевшись, она чмокнула его в лоб, потрепала по щеке и ушла. Тигр стал задумываться о том, не следует ли убить ее, когда она наклонилась поцеловать его, но счел, что даже это не стоит каких-либо его усилий. Он внезапно почувствовал себя стариком. Вильма вступила с ним в соперничество, решив доказать, чья воля сильнее, и на прощание потратила немного времени, чтобы его окончательно высечь.
— Тебе, Макги, будет, видимо, небезынтересно знать, что произошло все это утром во вторник, — сказал Мейер.
— А после полудня она вышла замуж за Артура Уилкинсона.
— Тут могла быть небольшая сердечная драма. Но в действительности, похоже, огромная психологическая травма.
Позже, в понедельник вечером я забрел на широкую нижнюю палубу «Уилера» и с пятнадцатиметрового расстояния решил, с тем грустным чувством потери, что возникает, когда заканчивается легенда, что самая долгая в мире непрекращающаяся вечеринка на борту в конце концов завершилась. Там мерцал лишь один слабый огонек. Но с пяти метров я уловил ритм гавайской музыки, воспроизводимой проигрывателем, включенным на очень низкую громкость. Приблизившись, я различил в мерцании палубных огней девичий силуэт, медленно танцующий в одиночестве на задней палубе под полосатым парусиновым навесом; при поворотах верхние огни поблескивали на стекле бокала у нее в руке.
Завидев меня, она затанцевала в сторону перил, и я разглядел, что это одна из желтых сестричек, не то Мэри Ли, не то Мэри Ло, двойняшек, певших и плясавших в «Вокруг да около», закрытом по понедельникам. Она была поглощена танцем, напоминавшем о родных Гавайях. По отдельности двойняшек невозможно отличить друг от друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83