Он не замечал ни свирепой качки, ни ветра, ни холодных
брызг, промочивших насквозь рубаху, прилипшую к могучим плечам
и согнутой спине. С постоянством метронома руки его то
поднимались, то опускались вновь. В этой позе он стоял почти
три часа и, кажется, готов был работать так вечно. Грек сменил
Мэллори, который за двадцать минут выбился из сил, дивясь
беспредельной выносливости Андреа.
Поразил его и Стивенс. Четыре долгих часа Энди изо всех
сил старался удержать норовивший вырваться из рук штурвал.
Мастерство юноши, сумевшего справиться с неуклюжим суденышком,
восхитило Мэллори. Он внимательно смотрел на молодого
лейтенанта, но брызги хлестали по глазам, наполняя их слезами.
Единственное, что он мог заметить, это плотно сжатый рот,
запавшие глаза и окровавленную маску вместо лица. Огромный вал,
вдавивший внутрь обшивку рулевой рубки, разбил в ней стекла.
Особенно глубокой была рана над правым виском; из нее капала
кровь, смешивавшаяся с водой, которая плескалась на палубе
рубки.
Мэллори отвернулся, расстроенный этим зрелищем, и
наклонился, чтобы взять очередное ведро. Вот это экипаж, вот
это молодцы! Нет слов, чтобы воздать им должное.
Господи, какая несправедливость! Почему они должны так
бесцельно, так бесславно погибнуть? Но разве нельзя погибнуть
за святое дело, за идеалы? Чего хотели достичь мученики,
поднимаясь на костер? Если ты прожил жизнь достойно, разве
важно, как ты умрешь? Но тут пришли на ум слова Дженсена о
пешках в шахматных партиях, разыгрываемых верховным
командованием. Вот они и оказались в роли тех самых пешек,
теперь их черед сыграть в новый ящик. И никому до них никакого
нет дела. Таких, как они, в запасе у стратегов тысячи.
И лишь сейчас Мэллори подумал о себе. Не с обидой или
жалостью к себе. Подумал о том, что ответственность за
создавшееся положение лежит на нем и ни на ком другом. Это он
заманил ребят сюда. В душе сознавая, что у него не было иного
выхода, что, останься они в устье реки, их бы стерли в порошок
еще до восхода солнца, капитан все же бранил себя. Лишь
Шеклтон, Эрнест Шеклтон мог бы их сейчас спасти. Но не он, Кейт
Мэллори. Оставалось одно - ждать конца. Но ведь он командир.
Он должен найти какой-то выход, что-то предпринять... Но
предпринять что-либо невозможно. Никто на всем белом свете не
мог бы им помочь. Чувство вины, полной беспомощности росло в
нем с каждым новым ударом волн.
Выронив из рук ведро, капитан уцепился за мачту: через
палубу прокатился едва не смывший его за борт вал, который
оставил светящийся пенный след. Не обращая внимания на воду,
поднявшуюся чуть ли не до колен, новозеландец вглядывался в
темноту. Если бы не темнота! Старая посудина качалась с борта
на борт и с носа на корму, то поднимаясь, то устремляясь вниз.
Но все это происходило словно и не с ними. Что-либо разглядеть
было невозможно: ни в какую сторону уходят, ни откуда
появляются волны. Невидимое море представляло двойную
опасность.
Мэллори наклонился над трюмом. Янки наглотался соленой
воды, и его рвало кровью. Но новозеландцу было не до него: все
мысли его были заняты иным. Он силился понять, что же
произошло. А понять это было чрезвычайно важно. Еще один вал,
на сей раз еще крупней, перехлестнул через борт, и тут Мэлдори
осенило: ветер! Ветер стихал с каждой секундой. Держась за
мачту, чтобы устоять под напором водяной стены, Мэллори
вспомнил, как, стоя у подножия утеса, он не раз оказывался в
зоне безветрия. Вот в чем дело. Они в полосе прибоя! Судно
несет на скалы! Скалы острова Навароне! Забыв о собственной
безопасности, офицер бросился на корму.
- Полный назад! - закричал он, наклонясь к люку
дизельного отсека, в котором белело встревоженное лицо
механика. - Бога ради, старик, давай полный назад! Нас несет
на скалы!
В два прыжка Мэллори добрался до рулевой рубки, шаря по
стенке в поисках ракетницы.
- Скалы, Стивене! Нас вот-вот выбросит на скалы! Андреа и
Миллер все еще в трюме?
Лейтенант едва заметно кивнул, неотрывно глядя вперед.
Мэллори проследил за его взглядом и увидел вдали белую
светящуюся полосу. Это ударялись о невидимый берег волны
наката. Суетясь, капитан вскинул ракетницу.
Решив, что сигнальная ракета улетела в сторону, в
бессильной ярости он сжал кулаки. Но ракета, отскочив от утеса,
скатилась на уступ метрах в трех от уровня моря и, дымя, горела
неровным светом в потоках дождя и брызг.
При неярком свете ракеты, выхватившей из тьмы участок
радиусом метров в пять, Мэллори все же смог разглядеть мокрые
черные скалы всего в полустах метрах. А метрах в двадцати или
пятнадцати шла гряда острых и обломанных рифов.
- Сумеешь пробиться? - закричал он, обращаясь к
Стивенсу.
- Бог его знает! Попробую! - крикнул в ответ лейтенант,
добавив что-то насчет плохой управляемости судна на малом ходу,
но Мэллори был уже на полпути к носовому трюму. Мозг его
работал отчетливо. Схватив крючья, молоток и веревку со
стальным сердечником, спустя секунду капитан вновь появился на
палубе. Справа по носу возник риф высотой с рулевую рубку. От
удара, продавившего планширь, Мэллори упал на колени. Каик
накренился на левый борт, и рифы остались позади. Стивенс круто
переложил руль, крича истошным голосом Брауну, чтобы тот дал
полный ход назад.
Мэллори облегченно вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90