– Я был еще молод, но слышал о нем и даже несколько раз встречался в обществе. Чудак, он коллекционировал предметы искусства, картины.
– Должно быть, вы и сегодня владеете его прекрасными коллекциями, – сказала донья Инес.
– Нет, – ответила я, – у графа был сын от первого брака, он также умер молодым, оставив вдову и двоих детей. Все наследство я передала им. Я не считала себя вправе оставить себе хоть что-то.
– Как? – донья Инес была поражена. – Ни одной картины, ни одной безделушки!
– Да, ничего, – я улыбнулась.
На родителей Коринны мое бескорыстие явно произвело впечатление. Брюс и Коринна улыбались с некоторой гордостью, словно бы и они были причастны к этому бескорыстию. Никто не знал всей правды. Впрочем, умри граф Рэтклиф своей смертью, и даже будь он моим верным обожаемым супругом, я все равно отказалась бы от наследства в пользу его потомков. Иногда бескорыстие может доставить удовольствие и облегчить душу не меньше, чем откровенный рассказ о своем прошлом.
– Не соизволите ли вы рассказать о своем семействе, ваша светлость, – голос доньи Инес звучал почтительно. – Судя по вашему благородству, вы должны принадлежать к знатнейшим и старейшим родам Англии.
– Я давно не рассказывала о своем прошлом, – я чуть пожала плечами, – особенно о детстве. Но уж если я буду сегодня занимать вас, то предпочитаю двигаться постепенно к самому началу. Когда я вышла замуж за графа Рэтклифа, я была вдовой с маленькой дочерью. Моим первым супругом был один из самых состоятельных в Лондоне торговцев и один из самых богатых в Англии людей, Сэмюэль Дейнджерфилд. (Свой брак с Карлтоном я, разумеется, скрыла от родителей Коринны. Они считали маленького Брюса сыном Карлтона от его первой, рано умершей жены.) Я знатного происхождения, но родилась я и выросла в деревне, в простом фермерском доме.
Я почувствовала, что в гостиной повисло напряженное молчание. Я не могла понять, в чем дело. Неужели обстоятельства моей жизни так шокировали родителей Коринны? Но нет, это было не презрительное, но напряженное, и даже какое-то мучительное молчание. Но я решила закончить свой рассказ. Этого требовало мое чувство собственного достоинства.
– Мои приемные родители, простые фермеры, были добрыми и нравственными людьми. Не скрою от вас, что я обучена не только чтению, письму, изящному рукоделию, но и обычным домашним хозяйственным делам. И эти мои простые умения, случалось, выручали меня в трудное время; например, когда в Лондоне бушевала страшная чума.
– Но… Вам известны имена ваших родителей? – голос доньи Инес дрогнул.
Этот, казалось бы, заурядный вопрос тоже показался мне странным. Что она имеет в виду? Неужели подозревает, что я какая-нибудь безродная выскочка, и презирает меня?
– Да, разумеется, – я продолжала держаться спокойно. Но Брюс и Коринна смотрели на меня с явным беспокойством. – Разумеется, мне известны имена моих родителей. Хотя я никогда не видела их обоих – ни отца, ни мать. Я – урожденная Эмбер Майноуринг, графиня Росвуд, мать моя – Джудит Марш.
Донья Инес откинулась в своем кресле, лишившись чувств. Коринна бросилась к ней с флаконом нюхательных солей. Раздался громкий удар, словно об пол ударилось что-то тяжелое. Это граф Мейн выпустил из рук свою трость. Он привстал в кресле и впился в меня взглядом.
Донья Инес пришла в себя. Коринна стояла по-прежнему рядом с матерью, она бережно поддерживала ее голову ладонью.
– Хуан, – слабым голосом произнесла донья Инес, обращаясь к своему супругу, – мне кажется, ты нашел свою дочь!
Я ничего не понимала, хотя вроде бы все не так уж трудно было понять. Но именно в такие моменты человек перестает понимать самое простое.
– Скажите мне имена ваших приемных родителей, ваша светлость, – с трудом выговорил граф Мейн, не спуская с меня пристального взгляда.
– Мэтью и Сара Гудгрум.
– Ваши настоящие родители не оставили вам никаких драгоценностей?
– Да, – мною овладело странное спокойствие, почти оцепенение, – я помню золотые серьги грушевидной формы с жемчужными подвесками. Моя приемная мать говорила, что они принадлежали моей настоящей матери. Они находились у меня, и рассталась я с ними крайне неохотно и в силу печальных обстоятельств. (Кажется, насколько я помнила, серьги пропали в лондонском доме Рэтклифа во время пожара.)
– Эти серьги я подарил твоей матери в день нашего венчания, – произнес граф Мейн.
Так вот почему Коринне казалось, что она уже где-то видела черты своего отца. Она видела их в моем лице. А я? Конечно же, я много раз видела эти черты в зеркале. Эти янтарные глаза, которые так любила моя мать!
Глава тридцать вторая
Тогда я узнала историю моего отца. От человека, настроенного к нему враждебно, он получил ложное известие о том, что его жена и ребенок скончались. Отец говорил мне, что что-то мешало ему поверить. Разумеется, он твердо решил отправиться в деревню к Гудгрумам и все узнать на месте. Но в это самое время его отряд подвергся преследованию. Внезапное нападение – и в живых остался лишь мой отец. Надо было спасаться. С большим трудом, без денег, он добрался до порта Бристоля и там нанялся на корабль, плывший в Америку, простым матросом.
Ему пришлось много пережить. Свое фамильное имя – Майноуринг – он изменил на Мейн. Ему не хотелось, чтобы его узнали.
Сильный и умный, он освоил морское дело и постепенно дослужился до помощника капитана. Конечно, у него были свои понятия о чести, но в том мире, где он волею судьбы оказался, понятия о чести были несколько иными. Я не вправе винить отца за то, что он воспринял эти новые понятия; ведь я и сама не всегда поступала так, как мне бы хотелось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147