– Оставь себе, – сказала она и щедро прибавила к своим дарам еще и небольшое полотенце.
Я завернула гребень и мыло в полотенце.
– Красивая ты, – задумчиво произнесла старуха. Кажется, никогда прежде женщина не хвалила мою красоту, разве что милая Коринна. И вот… Старая торговка из Мадрида говорила без всякой зависти.
Но неужели я, рябая, с посекшимися поседевшими волосами, исхудавшая, неужели я такая красивая?
– Неужели? – вырвалось у меня.
– Да, – старуха окинула меня долгим взглядом. – Когда смотришь на тебя, легче становится на сердце. Глаза у тебя хороши. Да и вся ты… Легче и светлее становится, когда смотришь на тебя…
– Спасибо! – я вдруг порывисто поцеловала ее в морщинистую щеку. Старуха улыбнулась.
– И легкая ты, – произнесла она. – Красивая и легкая.
Я подошла к жасминовому кусту, сорвала веточку и воткнула в волосы. Прижимая к груди мыло и гребень, завернутые в полотенце, я поднялась на мост.
Я и вправду чувствовала легкость. Все пережитое не тяготило меня. Я словно бы начинала заново совсем новую жизнь. И жизнь эта была мне неведома. Что в ней будет? Новая любовь? Об этом я думала спокойно. Или новые приключения? Не знаю. Но только все будет совсем новое. И я совсем новая, не отягощенная опытом, тоской, озлобленностью, светлая, легкая, с душой, светло и легко приемлющей жизнь…
Глава сто двадцать вторая
Я не сразу отыскала улицу, где стоял дом Николаоса и Чоки. Быстро темнело. Фонарщики зажигали уличные фонари.
Наконец я узнала уже знакомый перекресток, два каштана поодаль. А вот и гористая мостовая. Теперь я шла не вниз, а вверх.
Я хорошо запомнила бронзовый молоточек и постучала в ворота. Некоторое время я ждала, затем слуга отворил.
Он впустил меня тотчас, не дожидаясь моих объяснений. Значит, Николаос не забыл, распорядился об этом.
Я заметила, что теперь совершенно не сержусь на людей, когда они пренебрегают мной, зато любое проявление доброты ко мне трогает меня и умиляет и наполняет сердце благодарностью.
Слуга попросил меня последовать за ним. Мы прошли через неосвещенный двор в дом. Мой провожатый показал мне отведенную мне комнату. Комната была совсем маленькая, здесь едва умещались простая кровать, стол и стул. Я поблагодарила. Свой сверток я положила на стол. Слуга спросил, не хочу ли поесть. Я согласилась. Он проводил меня на кухню. На кухне было очень чисто. Он подал мне суп и тушеные овощи. Я подумала, является ли он единственным слугой в этом доме или есть и другие, но решила, что не стоит проявлять излишнее любопытство и спрашивать. После еды он подал мне воду, я вымыла руки и лицо.
– Господин Николаос просил проводить вас к нему, – сказал слуга.
Я молча кивнула. Мне даже нравилась его неразговорчивость. Но я уже тревожилась о Чоки. Тогда, давно, когда он заболел впервые, друг сумел спасти его. Но тогда ведь и болезнь проявлялась иначе – тогда была нарастающая слабость. А теперь кашель с кровью – это намного хуже…
Одежда на мне высохла. Веточку жасмина я вынула из волос, и теперь сама чувствовала легкий цветочный аромат.
Николаос ждал меня в гостиной, скромно меблированной мебелью из темного полированного дерева. На столе горели две свечи. На стенах я увидела картины. Когда я вошла, он поднялся мне навстречу. Он сразу спросил, накормил ли меня слуга. Я поблагодарила. Николаос отпустил слугу. Затем пододвинул мне стул.
Я скромно села. Я решила не говорить первой, хотя мне хотелось тотчас же справиться о здоровье Чоки.
– Андреас хотел вас видеть, – начал Николаос, – но сейчас он спит, – Николаос кивком указал на приоткрытую дверь, которую я вначале не заметила.
Значит, вот почему мы сидим именно в этой комнате: рядом – комната, где лежит Чоки. Но его друг называет Чоки его христианским именем: Андреас. Конечно, таким образом Николаос приглашает меня соблюдать определенную дистанцию. Что ж, я согласна. Здесь не я диктую условия.
– Хорошо, я повидаюсь с ним завтра утром, – ответила я.
– Нет, я думаю, он проснется еще сегодня. Он просил разбудить его, когда вы вернетесь, но, по-моему, лучше подождать, пока он сам проснется.
– Конечно, – искренне согласилась я. – Как он? Ему лучше? Был у него врач?
Николаос ответил не сразу. Он сидел, опустив голову, ладонь с чуть растопыренными пальцами, охватывала колено и казалась темной. Я вдруг поняла, что Николаос не ревнует Чоки ко мне. Более того, он готов относиться ко мне мягко, почти нежно, заботиться обо мне, потому что я как-то нужна Чоки. Этих двоих связывали очень прочные отношения. Кажется, до сих пор я не встречала такой прочной связи двоих, будь то мужчина и женщина, двое женщин или двое мужчин.
– Да, кажется, ему полегчало, – с некоторым колебанием ответил наконец Николаос.
Я сразу поняла, почему он ответил не тотчас, почему в голосе его – колебание. Он испытывал суеверное чувство; ему казалось, будто открыто, вслух признав то, что его другу полегчало, он тем самым может это улучшение уничтожить. Я вздохнула и посмотрела на него с искренним участием. Он ответил мне пытливым, но уже доверительным взглядом.
– Был врач, – продолжил Николаос, – приписал лекарство – смесь из барсучьего жира и сырых яиц вместе со скорлупой. На вкус довольно противно. Первый раз даже вырвало его… – Николаос вдруг замолчал.
Я поняла, что именно он подумал: не слишком ли откровенно он говорит со мной, и какое мне дело до таких вроде бы мелких деталей, важных и мучительных лишь для него, Николаоса, потому что их двое – он и Чоки.
Но и меня интересовало здоровье Чоки. И даже не столько потому что мы с ним какое-то время были любовниками, сколько потому что мы вместе были в тюрьме, терпели одни и те же тюремные муки… Я подумала также о том, что пока я, отдыхая, бродила по городу, Николаос не терял даром времени – он пригласил врача и даже лекарство уже готово, и Чоки уже принимал лекарство…
– Ему полегчало, – снова повторил Николаос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144