Это бесцельное кружение как-то успокаивало ее, притупляло боль. В тесной комнате ей было бы хуже, тяжелее.
Я не стала уговаривать ее поесть. Она уже знала, где кухня, и когда бы ей захотелось, могла утолить голод. Я ничем не хотела докучать ей.
Я почувствовала усталость. Я оставила ее в саду, вернулась в дом, в свою комнату и легла. Я и вправду была утомлена и уснула почти мгновенно.
Проснулась я освеженной. Селия стояла у окна, как в ту ночь.
– Ты не хотела бы поесть? – спросила она.
Голос ее звучал отрешенно, но чувствовалось, что она мучительно пытается говорить спокойно.
Время близилось к вечеру. Да, я чувствовала голод.
– Да, – сказала я. – Я ты?
Теперь я, кажется, могла предложить ей это.
– Я тоже. И Николаос. Он ведь там будет всю ночь… Я поспешила нарушить повисшее было молчание.
– Пойдем. Я быстро оденусь.
Теперь у нее возникла потребность говорить, обмениваться короткими, обыденными фразами.
– Николаос в столовой. Он ждет нас.
– Я уже почти готова.
Я подумала, что идея о том, что надо утолить голод, принадлежит Николаосу. Он знал, что ему предстоит ночное бдение, и сознавал, что надо иметь для этого силы.
Мы вошли в столовую.
Вместе с нами обедал и греческий священник, толстый человек лет сорока, с большой черной бородой и чуть раскосыми глазами. Обед прошел в молчании. Впрочем, несколько раз священник о чем-то спрашивал Николаоса. Он обращался к Николаосу по-гречески и тот отвечал на том же языке. При одном вопросе священник указал на нас. О чем он спрашивал? Может быть, о том, кем мы приходимся покойному и самому Николаосу, а может быть, о том, католички мы или православные. Николаос почтительно ответил ему. Священник кивнул и больше уже не смотрел на нас.
Когда мы кончали есть, Николаос сказал мне, что сейчас проводит отца Эвгениоса в гостиную, затем вернется к нам.
– Подождите меня здесь, – попросил он.
Мы с Селией снова остались вдвоем. Слуги не входили. Я знала, что они будут убирать со стола, когда мы выйдем из комнаты.
– Мама… – произнесла Селия.
Я тотчас почувствовала мучительную внутреннюю дрожь. Я поняла, что не хочу, не выдержу сейчас никаких объяснений, никаких откровенностей. Но сказать об этом дочери я не могла, не имела права. Я должна была выслушать ее. К счастью, она говорила со мной об очень простых вещах.
– Мама, – сказала она, – можно я сейчас отправлюсь домой и предупрежу, что я здесь. Наверное, отец и мама Анхела уже догадались, что я вернулась в Мадрид. Я попрошу послать кого-нибудь в деревню…
– Подожди, – я старалась говорить спокойно, – не надо излишней суматохи и суеты. Думаю, твои родители кого-нибудь пришлют сюда. Они догадаются, что ты здесь. Особенно Анхела.
– Хорошо. Если ты так думаешь…
«А может быть, ей просто хочется какого-то движения, – подумала я, – и поездка во дворец Монтойя даст ей это движение, отвлечет ее. И, в сущности, нет никаких доказательств, что Теодоро-Мигель видел Ану… Если Селия поедет во дворец Монтойя и предупредит, что она у меня, это ничем ей не угрожает».
– Поезжай, пожалуй…
– Я хотела бы пойти пешком, – она опустила глаза. Значит, ей действительно нужно двигаться, движение утишает боль. Но она боялась, что я не разрешу ей. Прежде, если бы ей не позволили, она бы стала спорить, доказывать, возражать, теперь она только молча стерпела бы; но, может быть, только тихо заплакала бы…
– Иди, – поспешила согласиться я. – Но я хотела бы послать с тобой слугу, чтобы ты все же не была одна…
Слуга, посторонний человек, не помешает ей чувствовать себя наедине со своими мыслями и чувствами.
Она согласилась идти со слугой. Но прежде мы должны были дождаться Николаоса.
Он вскоре вошел. Я видела, что он-то уже сумел справиться со своей болью, загнать ее глубоко.
– Ваша комната слишком маленькая и тесная, донья Эльвира, – обратился он ко мне. – Я велю, чтобы для Селии приготовили другую комнату.
Я знала, что поблизости от моей, других комнат нет. Значит, Селия будет спать далеко от меня. Но в конце концов, что это? Откуда у меня эти нелепые и запоздалые опасения? Она почти всю свою жизнь провела далеко от меня. В доме Николаоса она в полной безопасности.
– Так будет лучше, верно? – Николаос повернулся ко мне.
Я подумала, что помимо простой житейской заботливости, он предполагает, что каждая из нас хочет оставаться в одиночестве. И, пожалуй, он прав.
– Да, так будет лучше, – согласилась я.
Вместе с дочерью я прошла посмотреть отведенную ей комнату. Это была такая же маленькая, тесная комната, как моя. Должно быть, она служила чем-то вроде бельевой или кладовой прежде и помещалась на втором этаже. Неподалеку была библиотека. Селия заметила резную дубовую дверь и спросила, что за ней.
– Библиотека, – ответила я. – В этом доме хорошая библиотека.
Селия немного оживилась, даже встрепенулась. Она спросила, можно ли будет по вечерам и ночью здесь читать книги. Я ответила, что об этом надо спросить Николаоса.
Мы спустились вниз. Я спросила у одного из слуг, где сейчас господин Николаос.
– В своей комнате, отдыхает.
Мы, конечно, решили не тревожить его.
– Ты пока иди в дом Монтойя, – сказала я Селии – А я договорюсь с Николаосом. Думаю, он позволит тебе посидеть в библиотеке.
Селия ушла вместе со слугой, которого я попросила сопровождать ее. С одной стороны, довольно странная предосторожность. Стоит ли так оберегать девушку, которая решилась в мужском костюме проделать долгий и небезопасный путь. А с другой… Никакая предосторожность не может быть излишней.
Я подумала, что греческий священник прислан Теодоро-Мигелем. Значит, это агент Теодоро-Мигеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144