Вслед за ним мы вошли в гостиную.
Окна были закрыты. Меня сразу же поразило отсутствие характерного трупного запаха. А ведь прошло уже три дня. Мы тихо приблизились к лежавшему. Я наклонилась, поцеловала его в лоб. Холодно стало моим губам. Я посмотрела на его лицо. Он лежал все с тем же выражением, будто в глубоком забытье продолжал что-то чувствовать, о чем-то смутно думать, о чем-то тревожиться.
По-прежнему лицо его было удивительно красиво.
Николаос тоже поцеловал его в лоб. И тихо отошел.
Приблизилась Селия. Я посмотрела на ее дрожащие губы и у меня сердце замерло от жалости к ней. Она подходила медленно. И вдруг резко бросилась к мертвому, принялась, заливаясь слезами, целовать его лицо, руки.
Мы не препятствовали ей.
Так же внезапно она стремглав выбежала из комнаты.
– Мы сейчас едем, – сказал Николаос. – Соберитесь. Пора.
Я пошла к Селии наверх. Она лежала в своей комнате на постели, лицом вниз, и горько плакала. И снова я поняла, что еще не время утешать ее.
– Оденься, Селия, – сказала я. – Мы сейчас едем. У нас не было черных платьев, мы не позаботились об этом. К счастью, нашлись черные плотные покрывала. Они были из одной партии товара и Николаос оставил их себе, не зная, для чего они могут пригодиться, просто ему понравилась черная плотная ткань. И вот сейчас эти покрывала пригодились.
Слуги уложили гроб в одну карету, достаточно широкую, ее наняли специально. В эту же карету сел Николаос. Мы поехали в его карете. С нами были слуги. Они тоже хотели проводить Чоки в последний путь.
До кладбища мы добрались примерно за полчаса.
Все уже было приготовлено. Нас ждал католический священник и могильщики уже копали могилу.
Гроб вынесли из кареты и на руках поднесли к могиле. Прикрыли крышкой. Священник прочитал молитву. Снова мы услышали произнесенное вслух, громким серьезным голосом, христианское имя Чоки – Андреас.
Селия уже не плакала.
Гроб на веревках начали опускать в могилу.
Это были отнюдь не первые похороны, которые мне приходилось видеть. Но почему-то меня снова охватило ощущение, что я впервые хороню. Меня поразила глубина могилы. Я мельком заглянула и меня испугала эта разверстая пасть земли. Я потянула Селию подальше. Она послушно отошла.
Могильщики засыпали яму землей.
Все!
Еще несколько минут мы постояли над этой свежезасыпаной могилой.
Затем снова сели в кареты и вернулись домой. Все молчали.
Дома, во дворе, когда отпустили наемную карету, я не выдержала и быстро подошла к Николаосу. Я боялась и он не мог не почувствовать этого.
В сущности, это был настоящий панический страх.
Я отвела Николаоса в сторону, хотя никто и не мог нас слышать. Селия тотчас поднялась наверх, слуги ушли к себе.
– Николаос! – быстро и умоляюще заговорила я. – Не подумай, будто я пытаюсь уговорить, отговорить тебя. Я знаю твой ум, твою твердость. Но только не сегодня! Умоляю тебя, только не сегодня. Не ночью, умоляю тебя! И не завтра, Николаос! Пожалей меня. Пожалей эту бедную девочку. Подумай о других людях. Подумай о том, как станет свирепствовать Теодоро-Мигель после того, как ты оборвешь свою жизнь. Подумай об этом! Подумай о другой девочке, об Аните. Она – вылитая Святая Инесса. Теодоро-Мигель найдет ее и тогда уже никто не сможет ее спасти. Пожалей нас всех, Николаос!
– Я скажу, если все же решусь, – произнес он. Я сделала порывистый протестующий жест.
– Но не сегодня, не ночью, – поспешно добавил он.
Глава сто пятьдесят третья
Я не стала подниматься к Селии. Я чувствовала, что она жива и не хочет уходить из жизни. Наоборот, какую-то странную решимость я ощутила в ней, когда мы во дворе вышли из кареты. Это было решительное стремление, желание жить. Но сама я вдруг ощутила себя сломленной, измученной. Глаза закрывались. Я с трудом заставила себя умыться и легла в постель. Уснула сразу.
Сколько я проспала, я не знала.
Пробуждение мое было внезапным. Я широко раскрыла глаза и села на постели.
Странная тревога охватила меня.
Я быстро встала и оделась. Даже волосы не стала прибирать.
Я не понимала, за кого я тревожусь. Николаос? Селия? Что-то погнало меня в комнату Селии. Я быстро взбежала на второй этаж. Заглянула в библиотеку. Дверь была отперта, но света в комнате не было. Значит, она спит. Я постучала в дверь ее комнаты. Тишина. Спит.
Но я тихонько толкнула дверь. Вошла. В комнате никого не было. Постель была не разобрана. Значит, Селия даже не ложилась. Но где она?
Я не понимала, откуда эта лихорадочная тревога. Я вспомнила, что я говорила Мигелю о том, что со мной Селия всегда будет в безопасности.
Я выбежала в сад. Конечно, она там. Но ведь я не найду ее в темноте. Она, конечно, хочет побыть в одиночестве.
Но все же я не вернулась в дом, бродила по темному саду, отгибала ветви, вглядываясь в очертания кустов, понимая, насколько все это бесполезно.
Тревога охватывала меня все сильнее. Где может быть Селия? Куда она ушла ночью? Разве я могла знать. Я хотела было разбудить Николаоса, уже шла к нему. Но вдруг опомнилась. Ведь не случилось ничего такого, из-за чего я имею право разбудить его. Ведь я знаю сильный и своевольный характер Селии. Николаос здесь не поможет мне. Остается только ждать. Она даст знать о себе. Да, она своевольная и странная, но она, кажется, за эти мучительные дни научилась жалеть людей. Она не оставит меня мучиться в тревоге.
Я сидела в саду на скамье. Было прохладно. Потом мне пришло в голову подойти к воротам. Лучше мне быть там. Вдруг она вернется и я увижу ее у ворот. Или она увидит меня. Я уже не спрашивала себя, каким образом Селии удалось выскользнуть из дома, уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144