Я имею основательное подозрение, что некоторые высокопоставленные крысы, хорошо известные всей России и вам лично, ваше превосходительство, уже решили бежать с государственного корабля!
- Господин капитан-лейтенант! - прервал его адмирал. Его тихий глуховатый голос внезапно наполнился мощной властностью, так что Сипягин невольно поднялся, опрокинув недопитую рюмку. - Здесь не митинг партии социалистов-революционеров и не место для высказывания подозрений и других политических речей. Вы получили приказ - извольте его выполнить! И если понадобится, то ценой собственной жизни, как требует того от вас честь дворянина и офицерская присяга. Можете быть свободны. А вы, Николай Алексеевич, - обратился главком флота к Трефолеву, - задержитесь, пожалуйста.
Сипягин с медленной четкостью отдал честь, щелкнул каблуками, повернулся и вышел, слегка споткнувшись о комингс. Фон Эссен махнул Трефолеву рукой:
- Сядьте поближе, Николай Алексеевич. Парфен! - позвал он.
Вошел адмиральский денщик.
- Принеси и мне рюмку.
- Но ваше высокопревосходительство! - отшатнулся Парфен. - Господин контр-адмирал, Николай Оттович, батюшка! Ведь доктор не велели! - завопил он.
- «Не велели!» - передразнил его фон Эссен. - Обоим не велели! Мне - по хворобе. Тебе - чтобы я не соблазнялся. А от кого уже второй день ромом разит?
- Так я только пробку открыл - понюхал, чтоб проверить, - хитрая рожа Парфена излучала саму невинность. - Искал постное масло, ну и забыл, в какой оно бутылке. Вот проверил!
- Зачем тебе постное масло? Для таких хлопот у нас кок есть. Скажи мне еще, что ты не знал, конечно, что в этой бутылке ром.
- Откуда же мне знать, Николай Оттович? Я же не пью ее, проклятую! Только если вы рюмочку нальете, да вот доктор запретили.
- А коньяк нюхал?
- Боже упаси! - закрестился Парфен, - коньяк издалека в бутылке виден! Я только ром.
- Ладно, можешь и рюмку коньяку понюхать. Но не больше. И чтоб доктору не посмел донести, мерзавец! Ступай!
Парфен налил адмиралу рюмку и выскочил с открытой бутылкой в руке.
- Сейчас хорошо понюхает, - пожаловался фон Эссен. - Завтра придется новую открывать.
Он пригубил рюмку, поставил ее и откинулся в постели на спину. Помолчал.
- Дело идет к концу, Николай Алексеевич, - тихо произнес фон Эссен. - Не в этом году, так в следующем точно. Все прогнило. La finita! Конец тысячелетней Державе. Помолчите, капитан! - повысил он голос, заметив, что Трефолев хочет что-то сказать. - Вы все знаете и понимаете не хуже меня. Вот Сипягин: я его терпеть не могу, я ему не доверяю - ему лично как человеку не доверяю - и его экипажу. А ведь он-то, по гамбургскому счету, прав. Вам доверяю. Но вы не правы. Finita! - повторил он. - Ну да все равно, пусть все летит к дьяволу, мы должны сделать свое дело, к которому приставлены и от которого нас никто не увольнял. Возьмите пакет, - приказал он, и Трефолев взял со стола толстый пергаментный конверт, перевязанный шелковым шнурком и скрепленный шестью печатями красного воска на обеих сторонах. - Здесь бумаги на коносаменты груза. Прошу лично проследить за погрузкой каждого ящика и доложить об исполнении искровкой. Хотя, наверное, из-за расстояния связь будет невозможной... Расписки получателя должны быть скреплены королевскими печатями. Получать груз будут не капитаны, а представители двух банков Великобритании. Особо отметьте себе: ящики, отмеченные государственным гербом, должен взять «Гамильтон», коносаменты с личным вензелем императора погрузите на «Святой Георгий».
- С личным вензелем императора? - удивленно переспросил каперанг Трефолев.
- Именно, - кивнул фон Эссен. - В ящиках с вензелем золото не государственное, а личная собственность Романовых. Двенадцать тонн. У них собственные прииски в Сибири, в Нерчинске. Разве не знали?
- Нет, Николай Оттович, - ответил Трефолев.
- Мало кто знал.
- Так значит, царствующая фамилия...
- Ничего не значит! - перебил каперанга фон Эссен. - Я же сказал: оплата оружия. И мне тоже самое было доложено... На эти деньги можно воевать полгода. Не исключаю, что августейшая семья приложила свои сбережения к государственным и тем самым совершила, так сказать, патриотический поступок.
- В это верить весьма приятно, - сказал Трефолев.
- Будем верить, - вздохнул фон Эссен. - Николай Алексеевич, прошу вас... Вы должны вернуться, непременно, чтобы доставить эти документы в Адмиралтейство, а лучше бы мне в руки.
- Так точно, ваше превосходительство! - поднялся Трефолев. - Разрешите откланяться?
Адмирал вздохнул, потом приподнялся на койке.
- На дорожку, Николай Алексеевич!
Он с трудом встал с койки, осушил свою рюмку, обнял каперанга, трижды поцеловал его и перекрестил: - С Богом!
Оба контрминоносца проскочили Каттегат и Скагеррак благополучно, проскользнув мимо мыса Скаген двумя черными тенями. Десять лет назад, в японскую войну, все военные корабли в России красили в черный цвет. Поэтому в Цусимском проливе русские корабли представляли собой хорошую мишень, в отличие от японских, которые были защитного серо-стального цвета. Русским комендорам только и оставалось целиться по трубам вражеских кораблей. Да и то лишь, когда японцы достаточно дымили. Но японцы, как правило, дымили плохо. Они использовали в своих корабельных котлах лучшие сорта угля из кардиффских шахт - английского, дававшего много тепла и мало копоти. «Нейтральная и дружественная» Англия щедро снабжала Японию и углем и оружием. Топки русских кораблей приходилось загружать всякой угольной дрянью вплоть до торфа. Русский корабль находился еще за горизонтом, но его дымы уже были видны отовсюду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47