Вокруг были и другие люди. Все они кричали, повторяя примерно то же, что говорили Птолемей и Нико. Большинство из них думали так же, как Нико.
Царь ушел. Так же поступили и тирцы, отплыв на одной из своих лодок и, без сомнения, радуясь, что остались в живых. Гнев царя имел запах раскаленного железа, он висел в воздухе, заставляя белеть глаза мужчин.
– Он не может сделать это, – сказала Мериамон.
Ее голос четко прозвучал в тишине. Нико резко повернулся, быстро, как испуганный кот. Она встретилась с ним взглядом.
– Он не может сделать это, – повторила она. – Он не может оставаться здесь. Ему надо своротить небо и землю, чтобы взять этот город. Что же будет со страной Кемет?
– Во имя богов, что ты здесь делаешь?!
Его возмущение не волновало ее. Даже опираясь на копье, Мериамон пошатывалась, колени ее подгибались, руки ослабели. Но она хотела получить ответ.
– Что же будет с моей страной? Во что она успеет превратиться, пока Александр тешит свою гордыню, осаждая Тир?
– Ладно, – сказал Птолемей. – Твоя страна подождет. Она еще может подождать.
– Месяцы! – закричала она. – Годы! Это слишком долго! Это – слишком…
Нико подхватил ее. Мериамон удивилась. Она могла бы ожидать, что это сделает Птолемей, поскольку Нико так не нравилось быть при ней нянькой, и он так ловко отделался от нее, оставив на попечение персидских женщин. Но он подхватил ее, когда она падала, не дав ей ушибиться, и при этом ругался, что не может поднять ее одной рукой. Его брат сделал это вместо него, словно и не заметив ее ничтожной тяжести.
– Слишком долго, – повторила Мериамон.
– Очень может быть, – ответил Нико, – если ты убьешь себя, беспокоясь об этом. Я сверну этим бабам шеи, честное слово! Как они могли позволить тебе выйти, полумертвой, в лихорадке, и как ты могла дойти так далеко…
– Не знаю, – отвечала она, – как я добралась сюда. Разве ты не доволен? Царь убьет их вместо тебя, если мне не станет лучше.
– Я убью тебя, – прорычал Нико.
– Послушайте, – вмешался Птолемей. Он был обеспокен; его брови нахмурились, когда он взглянул на Мериамон. Но он был также и доволен. – Послушайте меня. Я отнесу тебя туда, где тебе положено быть, госпожа, а тебе, Нико, наверное, стоило бы некоторое время присмотреть за ней. Ты же знаешь, что она права. Ты спихнул ее Барсине. Не хотел бы я слышать, что скажет царь, если узнает об этом.
– Он знает, – ответила Мериамон. – Он приходил, но сказал только, что я очень худая.
– Ты действительно худая. – Птолемей двинулся в путь. Он шагал размашисто и твердо, нес ее без труда, время от времени кивая знакомым. Они смотрели удивленно. Мериамон болезненно ощущала их взгляды, потому что у нее не было тени, чтобы защитить ее. Она забыла о своей тени. Мериамон попыталась освободиться.
– Нет, – сказала она, – не надо снова туда.
– Не надо к женщинам? – Птолемей смотрел хмуро и удивленно. – Тебе там будет лучше всего, пойми. Барсина даже немного изучала медицину у греческих врачей. Таис не сумеет так хорошо заботиться о тебе.
– Нет, – повторила Мериамон.
– Бредит, – заметил Нико. – Как и тогда, когда очнулась и увидела, где находится. Разбушевалась. Им пришлось усыпить ее.
– Нет! – закричала Мериамон. – Я не хочу снова туда! Не надо нести меня туда!
Она была слаба, но, может быть, сильнее, чем ожидал Птолемей. Ей почти удалось вырваться, и Птолемей охнул: локтем она ударила его по ребрам.
Его руки крепко сжались. Мериамон едва могла дышать. Косы ее растрепались, и волосы закрыли лицо. Руки ее были прижаты, и она не могла больше сопротивляться. Голова кружилась, болел живот.
Птолемей не выпускал ее.
– Ладно, хватит, – сказал он. – Я отнесу ее к Филиппосу. Или, – он насмешливо посмотрел на нее, – ваше высочество опять будет против?
У нее не осталось ни слов, ни страха, ни сил. Главное, что Филиппос не перс. Остальное сейчас не волновало.
Ей не следовало ходить по воде. Мериамон это прекрасно понимала и не нуждалась в том, чтобы это ей беспрерывно повторяли, как только она пришла в себя.
Она чуть не умерла. Это ей тоже говорили. Часто. Неужели они думают, что она не знает? Она видела тьму, и долгий свет, и голоса без слов. Она видела сухую землю и пустое небо. Она видела тени, которые проходили мимо. Она видела смерть. Она ходила по краю ее всю жизнь, в тишине, куда не доходили приказы богов.
Боги еще не хотели ее. Смерть и демоны забрали бы ее, несмотря на богов, но Филиппос оказался сильнее. В стране Кемет он был бы жрецом. У него был дар, и мастерство, и сила воли. Он был лучшим целителем тел, чем она; какой из него вышел бы целитель душ, она тоже прекрасно видела.
Когда Филиппоса не было, был Клеомен. Он не говорил много, и это было странно, потому что Клеомен любил поболтать. Он смотрел, слушал, делал, что нужно. Что-то в его поведении открыло ей правду, и даже на краю тьмы она улыбнулась. Мальчик влюбился в нее. Бедняга, ему следовало бы иметь больше здравого смысла.
Нико… У Нико он был. Нико спал возле ее ложа, если спал вообще, помогал, как мог, и ни Филиппос, ни Клеомен не стеснялись попросить его о помощи. Он был любезнее, чем она думала, если объектом этой любезности не является она сама. Уж он-то не был в нее влюблен.
Обожание Клеомена было как рука на ее теле – постоянно, неизменно, иногда успокаивало, иногда причиняло неудобство. Нико просто присутствовал, в нем не было поклонения. Даже находясь глубоко во тьме, она ощущала его присутствие, он стоял, как камень, среди теней, охраняя ее. Когда Филиппос бился за ее жизнь, Нико был рядом. Когда Филиппос уходил отдохнуть, Нико оставался. Она была его обязанностью. Однажды он покинул ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119