Это будет больно, скажу честно, но у тебя снова будут две руки.
– Полторы.
– Больше, – возразила Мериамон. – Конечно, она уже не будет такой же сильной, как раньше, но не будет и бесполезной. Сколько силы нужно, чтобы нести щит?
В глазах Нико мелькнула надежда, но он подавил ее.
– Филиппос сказал, что меня признают негодным к службе в армии.
Мериамон чуть не присвистнула.
– Он сказал что?
– Он сказал, что я буду достаточно здоров для легкой работы, если не буду особенно напрягаться, но сражаться я уже не смогу.
– Когда он сказал это?
– Какая разница?
– Большая! – вспылила она.
– Где-то там еще, – ответил Нико.
– До Сидона?
Он пожал плечами.
– Наверное.
– А с тех пор он ничего не говорил?
– Зачем?
От ярости Мериамон хотелось плеваться.
– Хорош! И ты тоже! Оба вы! У него глаза не хуже моих, он может видеть то же, что вижу я.
– Шрамы.
– Чудо, – вот что! – Она ударила его кулачком в плечо. – Ты помнишь храм Эшмуна?
– Глупости это. Ничем это не помогло.
– Помогло! – воскликнула Мериамон. – Посмотри! Все это должно было загнить и отвалиться, а оно заживает. Только бог мог заставить зажить такое.
– Если это сделал бог, – спросил Нико, скривив губы, – почему он не сделал это сразу, а заставил тянуться так долго?
– Может быть, он хотел научить тебя терпению.
Нико яростно глянул на нее. Мериамон ответила таким же взглядом.
Она никогда в жизни не смогла бы объяснить, почему она сделала то, что сделала. В ней было солнце, и запах зелени, и жар души. Она наклонилась и крепко поцеловала его.
Она почувствовала вкус вина и кедра. И пахло от него, как всегда, лошадьми, шерстью и свежим потом.
Она выпрямилась. Щеки ее горели. Он весь залился краской, до самого края хитона. Его рука все еще лежала у нее на коленях. Он осторожно убрал ее.
Он не смотрел на нее. Она не могла решиться взглянуть на него. Конечно, он терпеть ее не может, это было ясно давно. Теперь он ее возненавидит.
Ее страж должен был влюбиться в нее, а не она в него.
Он встал. Он не мог одеться так же легко и быстро, как раздевался. Ей пришлось помочь ему. От смущения губы его сжались, а ноздри раздувались.
Она хотела пойти к лошадям, но он удержал ее. Она стояла неподвижно и молча.
– Почему? – спросил он.
Ей перехватило горло, и она с трудом выговорила:
– Не знаю.
Он не отпускал ее. Она легко могла бы вырваться, если бы захотела.
– Это не ответ, – сказал он.
– Другого у меня нет.
Она ждала, что он скажет еще что-то, но он молчал, потом отпустил ее. Она пошла ловить свою лошадь.
13
В то время как дамба Александра приближалась к стенам Тира, жители готовились защищать свой город. На стенах были расставлены катапульты и множество снарядов к ним, галеры подплывали к дамбе на расстояние полета стрелы и беспокоили работавших на ней людей. Обстрел был сильным. Особенно опасны были горящие стрелы, от которых воспламенялись бревна, полыхая гигантскими кострами. В ночь равноденствия из Гадеса налетела буря и прогрызла в дамбе огромные дыры, которые долго пришлось заделывать.
– В конце концов, – сказал Александр, – мы воздвигли башни не для того, чтобы нас с них сбросили.
Конечно, башни. Это была идея Александра – божественное безумие, как говорили люди, – но механики Александра построили их целых две – из бревен, обитые для защиты от огня сырыми кожами. Осадные башни строились и прежде, но таких еще не бывало: такие же высокие, как стены Тира, такие высокие, что люди шатались, добравшись до верха, и, взглянув вниз, чувствовали себя летящими птицами.
Если у них было время взглянуть вниз. Люди, взобравшиеся на головокружительную высоту, должны были обслуживать катапульты и стрелять через морской пролив, с каждым днем становившийся все уже, все ближе продвигаясь к грозным стенам. Люди внизу стреляли из катапульт по кораблям, не позволяя им приблизиться, в то время как рабочие все удлиняли и расширяли дамбу, делая ее такой прочной, чтобы она, по словам Александра, простояла до конца мира.
Никогда еще осада не велась с таким искусством. Но тирцы тоже знали толк в военном искусстве. Видя, что башни поднялись вровень с башнями города, они нанесли контрудар.
Они взяли большой корабль для перевозки лошадей, неуклюжий, но с вместительным трюмом, обнесли палубы оградой из сырого леса и нагрузили его горючими веществами – хворостом, сушняком, серой и смолой. На мачтах развесили котлы с нефтью, а затем они нагрузили корму так, чтобы она ушла глубоко в воду, а нос поднялся достаточно высоко, чтобы быть выше дамбы.
Люди Александра увидели, как корабль приближается, буксируемый галерами. Выстрелы из катапульт уложили часть нападавших, но их было слишком много, и они были хорошо защищены. Команда корабля скалила зубы, дразнилась с палуб, загороженных щитами. Галеры остановились за пределами достижимости катапульт, как будто собираясь с силами. Затем весла взлетели по команде и опустились. Галеры рванулись вперед. Корабль несся за ними. Высоко на носу пылал факел. От него зажигались другие. Людей стало меньше, они бросались за борт, ныряли. Несколько человек вскарабкались на мачты, разбежались по реям и сунули свои факелы в котлы. Один котел с ревом занялся. Моряк отшатнулся и бросился в море. Другие котлы загорелись медленнее, ровным пламенем, и те, кто поджигал их, тоже прыгнули в воду, но без спешки, и поплыли к гавани.
Матросы на палубе тоже выпрыгивали с обоих бортов. Один задержался, наверное, это был капитан – с длинной бородой и множеством тяжелых золотых украшений. Многочисленные небольшие огоньки плясали вокруг, словно раздумывая, затем, словно сговорившись, взметнулись пламенем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119