Он повернулся взять неглубокую эмалированную кювету с длинного низенького столика, стоявшего под маленьким витражным окошком.
– Но вот самое красноречивое доказательство, – сказал он, и Себастьян увидел обрывок атласа, настолько пропитанного кровью, что первоначальный его цвет определить было совершенно невозможно.
– Полагаю, это обрывок ее платья. Наверняка он попал во влагалище, когда насильник входил в нее. Те потертости не могли дать столько крови. Это кровь из ее горла. А значит, когда он взгромоздился на нее, она уже была мертва.
Сквозь дешевое сукно пальто Себастьяна начал пробираться холод, царивший в комнате. Он поднес руки ко рту и подул на ладони, вернувшись взглядом к неподвижному телу, по-прежнему лежавшему на плите. Он вспомнил, что говорил его отец о кровавых отпечатках рук на ее нагих бедрах. И ничего его тогда не кольнуло…
Себастьян опустил руки.
– Итак, он?.. Сначала борется с ней, оставляя синяки на ее запястьях, может, бьет ее по лицу, когда она царапает его. Затем выхватывает клинок из трости, рассекает ей горло, еще раз, и еще, убивает ее. И только затем насилует?
Гибсон кивнул.
– Представь себе – после того как он вот так зарезал ее, она же просто плавала в крови. Они оба были в крови!
Дыхание Себастьяна стало хриплым.
– Господи. Кем же надо быть, чтобы такое сделать?
– Очень опасным человеком. – Гибсон отставил в сторону кювету, громко звякнувшую в холоде комнаты. – Этой форме извращения есть название. Некрофилия.
Себастьян снова посмотрел на истерзанное, обнаженное женское тело. Конечно, он слышал о таком. В Лондоне были места, где угождали всем формам гнусных извращений, которые только можно себе представить, – содомия, садомазохизм, педерастия. И еще вот это.
– Значит, он убил ее, чтобы изнасиловать? – уточнил Себастьян.
«А что, если Кэт права? Вдруг Рэйчел Йорк была убита человеком, который вовсе не знал ее?»
Что, если ее смерть совсем не связана с тем, кем она была, с мужчинами, окружавшими ее, и даже с таинственным свиданием, которое она назначила тем вечером графу Гендону? Но как тогда Себастьяну найти ее убийцу?
– Возможно, – ответил Пол Гибсон. – Однако некоторых мужчин убийство возбуждает. – В его добрых серых глазах мелькнула тень былых мерзких воспоминаний, голос упал до шепота, полного страдания. – Мы оба это знаем.
Себастьян кивнул, отводя взгляд. На войне они сплошь и рядом видели проявления жестокой похоти солдат, которые, еще в крови после сражения, обрушивались на беззащитных женщин и детей завоеванного города или фермы. В убийстве есть что-то пробуждающее в мужчине первобытные и не совсем человеческие инстинкты. Или это просто неправильное представление, подумал Себастьян, порожденное человеческой надменностью? Поскольку эта эгоистично жестокая разрушительность свойственна только человеку. Много зверей убивают ради еды, ради выживания, но никто не убивает ради садистского, сексуального удовольствия.
– Значит, он мог ее убить совершенно по другим причинам, но все это показалось ему таким возбуждающим, что он решил удовлетворить свою похоть, набросившись на ее мертвое тело.
Доктор кивнул.
– Внутренние повреждения очень небольшие. Скорее всего, он уже был возбужден, когда входил в нее. – Он помолчал, затем добавил: – Есть еще одна вещь, которая может оказаться важной, а может, и нет. Ты заметил шрамы на ее запястьях?
Себастьян наклонился рассмотреть бледные, почти незаметные следы старых шрамов, охватывавших ее руки, словно браслеты. У Себастьяна у самого такие были – память о Португалии и двенадцати мучительных часах, когда он пытался вывернуться из веревки, стягивавшей руки.
– И на это еще посмотри. – Подсунув руку под ее плечо, Гибсон приподнял тело так, чтобы Себастьян мог увидеть следы шрамов, накрест покрывавших ее красивую спину. – Кто-то бил ее плетью.
– Как ты думаешь, насколько давно это было?
– Точно не скажу. – Гибсон опустил тело. – Как минимум несколько лет назад. – Теперь он ходил по комнате, собирая инструменты на поднос. – Побольше скажу через пару дней, когда у меня будет возможность сделать нормальную аутопсию.
Себастьян кивнул, не в силах отвести взгляд от неподвижного прекрасного женского тела. Кожа ее была бледна даже при жизни, а теперь в свете холодного утра она казалась голубоватой, полные губы приобрели темно-лиловый оттенок.
– Я хотел бы похоронить ее, когда ты закончишь.
Гибсон подошел к нему, встал рядом. Он уже перестал звякать своими хирургическими инструментами.
– Хорошо.
Себастьян смотрел на останки Рэйчел Йорк. Всего неделю назад она ничего для него не значила – просто имя на афише, хорошенькое личико. Даже после того, как его обвинили в ее убийстве, он думал только о себе и желал найти убийцу ради себя, не ради нее.
Но в какой-то момент за эти последние несколько дней он понял, что все изменилось. Рэйчел Йорк было меньше девятнадцати лет, когда она умерла. Молодая женщина, одинокая, беззащитная, пыталась сражаться за свою жизнь в обществе, которое использует и выбрасывает слабых и несчастных, словно они недочеловеки. И упрямо не желала считать себя жертвой. Она сражалась не на равных, отбивалась, отважно и решительно… пока однажды какой-то мужчина не загнал ее в угол в приделе Богоматери в старой одинокой церкви и не сделал с ней этого.
Мир полон скверны и жестоких людей, и Себастьян это знал. Но нельзя позволять победить тем, кто делает, что хочет, презирая тех, кто страдает и погибает. Надо продолжать сражаться с ними, не давая им повода считать, что они имеют на это право или могут как-то оправдаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96