.. Конечно, не древлянскими.
Она похолодела:
-- Почему нет?
-- Когда подрастут, этой крепости уже не... Кстати,
княгиня, если бы ты видела столько укреплений, как я, удивилась
бы, как люди думают одинаково во всех краях света! А крепости
древлян вовсе как доски в заборе. Хоть, я расскажу, где тут
склады с оружием, где кузница, где хранятся запасы муки на
случай осады, укажу даже потайной ход, что выводит во-о-он в
тот овраг, сейчас не видно за лесом?
Она похолодела. Ингвар знает чересчур много. Пальцы
стиснулись вокруг рукояти кинжала. А он словно прочитал ее
мысли, голос стал предостерегающим:
-- Про этот потайной ход уже знают мои дружинники. Я его
велел завалить, а еще и поставил охрану.
-- Это ты называешь прибыть с миром?
-- Это так, на всякий случай. Вдруг вы откажетесь от мира.
-- Мир... на каких условиях?
Голос Ингвара стал неожиданно серьезен:
-- На условиях выживания всех. Время мелких племен
кончилось. На Востоке они давно слились в огромные государства,
ты даже представить не можешь, как давно. И я, честно говоря,
не могу, хотя Олег пытался мне вдолбить в голову. На Западе --
недавно, но уже и Восток, и Запад теснят наши карликовые
княжества, коим несть числа, захватывают, стирают с лица земли,
забирают земли, а народ изгоняют или порабощают. Наш князь
никого не порабощает, ничьи земли не забирает. Все остается
по-прежнему, только отныне все мелкие племена входят в
государство, названное Новой Русью. Платят налоги, по велению
князя выставляют войско.
-- И для этого надо брать крепости приступом, убивать
князей и старейшин?
-- Разве были убиты князья кривичей, полян, рашкинцев? Но
мы не могли оставлять у себя в тылу непокорных князей. Им
только дай ударить в спину! Жизнь кровава, но не в племенах,
какие встали под руку Олега...
-- Были йокорены.
-- Пусть были покорены. Но прекратились распри, драки,
даже исчезли такие зверские обычаи, как умыкание невест...
Она нахмурилась, умыкание невест осталось только в
древлянских племенах. Поляне парувались по согласию родителей,
у тиверцев за невесту давали выкуп, только древляне держались
старого Покона.
-- Ты не знаешь наших обычаев. Возможно, нашим женщинам
это нравится.
-- Так ли?
В голосе Ингвара был яд. Сердясь на себя, чувствуя
неправоту, она сказала с вызовом:
-- Да. Ты не знаешь женщин.
-- Так ли? Я знал их сотни.
-- Девок, но не настоящих.
В голосе Ингвара насмешка перешла в недоверие, сомнение:
Не знаю. Является чужой, хватает тебя без твоего
согласия... вовсе в темноте... накидывает мешок на голову или
бросает поперек седла и увозит в чужое племя. И там ты
вынуждена жить о ним, ибо даже не знаешь обратно дороги!
Она возразила, хватаясь за последний довод, стараясь,
чтобы голос звучал непреклонно:
-- Чтобы это понять, надо быть женщиной!
Она чувствовала его вражду, раздражение. Да, она
воспользовалась нечестным приемом. И оба это понимали. Дыхание
его приблизилось, внезапно сильные руки схватили ее, она
увидела в лунном свете его хищное лицо. Выступающие высокие и
мощные скулы, тяжелые надбровные дуги, злые глаза.
Его губы приблизились, она ударилась о его твердую грудь.
Вскрикнуть не успела, его рот накрыл ее губы. Его губы были
твердыми, грубыми, хищными. Он старается унизить ее, поняла она
в страхе, оскорбить, втоптать в грязь, потому что иначе не
одержать верх, а для мужчины не быть униженным женщиной важнее,
чем победить в бою.
Ингвар в самом деле хотел унизить. Раз уж защищает такие
обычаи, то испытай их на своей шкуре. Тем болев от проклятого
киевского воеводы, самого ненавистного для древлян. Но едва
грубо впился в ее нежные губы, едва сжал так, что услышал хруст
нежных косточек или хрящиков, как странная волна окатила с
головой, затопила, даже пол под ним качнулся, будто внизу уже
били тараном.
От ее губ по его телу прокатилось тепло. Он держал ее так
крепко, что вжал всю в себя, мягкую и нежную, от нее пахло
чисто и беззащитно, губы были как разогретые на солнце спелые
вишни. Она отталкивала его. Упершись в грудь, кулаки ее были
твердые, но Ингвар не чувствовал ничего, кроме странного жара в
сердце, во всем теле.
Ольха в первый момент испытала такой ужас, что не могла
двигаться. Но когда его хищный рот накрыл ее губы, она отчаянно
забарахталась в его сильных руках, или хотела забарахтаться,
потому что от его твердых горячих губ хлынула волна жара,
прокатилась по спине, наполнила тело. Ноги ослабели, а кулаки
сами собой разжались, она упиралась в грудь воеводы ладонями.
Или держала их у него на груди.
Ингвар с огромным усилием, словно разрывая пудовые цепи,
отстранился, дико взглянул в запрокинутое к нему лицо. В лунном
свете оно было бледным, глаза темными как лесные озера, а губы
распухли и блестели. От нее пахло цветами, а воздух в этой
проклятой древлянской долине был одуряющим.
Не сумев сразу же отодвинуться и уйти, он ощутил, как его
руки, словно сами по себе, привлекли ее снова. Он наклонился и
опять накрыл губами ее рот. На этот раз нежно, бережно, сам
удивляясь себе и страшась повредить ее, такую хрупкую и нежную.
Одной рукой он придерживал ей голову, словно ребенка при
купании, его пальцы задели ленты, и водопад волос рухнул на ее
плечи, накрыл другую руку, которой прижимал ее к себе за талию.
Спаси меня боги, мелькнуло у него в голове паническое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28