-- Ольха, -- сказал он преданно, голос его был по-юношески
звонким, но сильным и могучим, словно шел из боевого рога, --
мы услышали, что к вам подступили русы. Пока войско собирается,
я взял свою дружину и примчался. Мои люди встали с твоими у
ворот и башен. Если что надо, только свистни!
Вбежали мальчишки, княжичи, с радостным визгом повисли у
молодого богатыря на руках.
-- Дядя Ясень, -- закричал Твердята. -- К нам вторглись
русы! Ты убьешь их всех?
-- С готовностью, -- ответил Ясень. Он обратил яростное
лицо к сидящим за столами русам. -- С готовностью.
На него посматривали искоса, оценивающе. Выше самого
рослого из древлян, широк в плечах, с могучей грудью и длинными
руками, перевитыми толстыми жилами. Двигается легко и точно,
как большой кот. В движениях видна хищность и готовность бить и
принимать удары, но опытный глаз замечал еще и то, что,
несмотря на молодость, у парня уже поступь опытного бойца. А
из-за его плеча недобро глядит рукоять длинного двуручного
меча, что совсем неслыханно как для древлянина, так и вообще
для славянина.
Ольха видела как волна тяжелой крови бросилась в лицо
киевского воеводы. Его широкая ладонь хлопнула по бедру, но на
поясе было пусто. Налитые кровью глаза побежали по комнате в
поисках оружия.
-- Спасибо, Ясень, -- сказала Ольха торопливо, -- мы
счастливы, что ты прибыл так спешно. Мои братья будут рады,
если останешься на ночь... Или, по крайней мере, пробудешь,
пока я провожу посланцев киевского князя.
Ингвар поднялся, сказал громко, бешенство сквозило в
каждом слове, он почти давился, став еще больше похожим на
разъяренного пса:
-- Если мне понадобилось бы взять этот холм с деревяшками,
я взял бы этой ночью. Но я могу взять и прямо сейчас!
Ясень повернулся к нему, одной рукой потянул из-за плеча
меч. За столами ахнули. Двуручный меч был еще длиннее, чем все
ожидали, а вращал им молодой витязь с такой легкостью, словно
это была хворостина.
Улыбка его была жестокая, словно улыбалась сама смерть:
-- Попробуй!
Ольха вскрикнула:
-- Прекратите! Воевода, ты же знаешь как охраняются ворота
и стены! А теперь еще с двойной сторожей?
Ингвар смотрел сквозь красный туман в глазах. Сердце
стучало часто, его трясло как медведь грушу. С огромным усилием
заставил себя опуститься на лавку. Олег не простит, мелькнуло в
голове. Что это нашло, что стал подобен дикому зверю? Он всегда
умел с легкостью заставить себя делать то, что нужно, а сейчас
трясется от бешенства, исходит слюной, и все почему? Не потому
ли что появился этот сопляк, которого он, несмотря на его
широкие плечи и длинный меч, перешибет, как соплю?
Недоставало, мелькнуло в голове злое, чтобы еще
приревновал. К этой хитрой и коварной женщине, что умеет
пользоваться даже своим смазливым личиком. Еще как умеет! И
прикинуться невинной овечкой, когда того потребуется.
-- Двойная стража -- это хорошо, -- сказал он хрипло. --
Это очень умно. Значит, я имею дело с воинами
Он резко поднялся из-за стола, едва не опрокинув. С
отвращением взглянул на еду, повернулся, пошел к выходу из
терема. Даже русы проводили его озадаченными взглядами.
Перемена в поведении воеводы была настолько крутой, что и самые
близкие к нему Павка и Боян переглянулись, пожали плечами.
Ольха ощутила, как ее всю осыпало морозом, будто на голое
тело стряхнули снег с зимней ветки. Холодный тон воеводы пугал
больше, чем прямая угроза.
А за столом русов поднялся крепкоплечий дружинник с
озорными глазами, крикнул весело:
-- Кончай жевать!.. Пора седлать коней. Впереди -- Киев!
Корчак неслышно подошел сзади, когда она наблюдала со
своего поверха за двором. Дружинники Ингвара седлали коней,
укладывали вьючные мешки. Ольха распорядилась снабдить уходящих
врагов припасами па три дня. Гридни и стражи древлян угрюмо
наблюдали за русами. Мечи и копья, конечно же, наготове, но
все-таки какое облегчение, когда эти страшные люди уйдут!
-- Зверь, не человек, -- проговорил Корчак. -- Не зря его
страшатся даже в Киеве.
Ольха вздрогнула:
-- Ты о Ингваре?
-- Княгиня... Ты тоже смотришь только на него. И ты права.
Он -- ключ ко всему. Мы слишком честны и просты, а он повидал
мир, пришел из-за моря. Ты знаешь, что это такое? Даже я не
знаю.
-- А зачем мне знать? -- сказала она, защищаясь. -- Это
моя родная земля, мой родной лес. Это весь мир, мне не надо
другого.
Она чувствовала по скрипу кожаного доспеха, как он
замедленно пожал плечами:.
-- Наверное, верно... Но мужчин всегда влечет даль, я сам
стремился выйти из леса. Увидеть хотя бы Степь, о которой
говорят кощюнники. Море, может быть, просто выдумка, трудно
вообразить воды больше, чем в нашей речке, но Степь -- это
вырубленный лес, как мы сделали вокруг крепости... Правда,
приходится каждую весну рубить молодняк, иначе лес снова
отвоюет землю, а в Степи, сколько же надо народу держать, чтобы
всякий раз вырубывать молодой лесок? Он же прет из земли
неудержимо! Все-таки я верю, хочу верить, что есть и Степь,
есть и Море, есть и непохожие на нас племена... Ингвар --
порождение другого мира. Он разнообраанее, так как видел
разное, учился разному. Я боюсь, что нам с ним не справится.
Это великое облегчение, что он покидает нас.
Она зябко передернула плечами. Великое облегчение! Старый
воевода даже не представляет, какое это облегчение для нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28