ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Знать правду ему совсем не полагалось.
– Хм.., молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущенной.
– А ты еще сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведем Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне ? Кто ? Кто ? КТО?!»
Глава 4
Диктовать – мой последний сладкий порок. В такие моменты мне кажется, что прошлое оживает, рассеивается вечный туман, бессвязные обрывки чужого лепета на неведомых языках превращаются в осмысленные названия континентов, стран и городов, я вновь вспоминаю канувшее в великую Реку Времени величие, вспоминаю друзей.., или врагов?., вспоминаю славные деяния, кои, честное слово, достойны долгой памяти и долгих песен. Куда все это делось – я стараюсь не думать. Есть что-то неуловимо-правильное в моей нынешней келье, в ее убогих, закопченных стенах, в надменности недалекого настоятеля, так до сих пор и не понявшего, кого же именно он приютил в подземельях вверенного ему Храма. Да, да, во всем этом есть что-то неуловимо-правильное. Именно так. Заточивший меня сюда был зол, свиреп и силен, но при этом еще и справедлив. Я знаю, что кара – если это кара – заслужена.
Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что все справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придется смириться.., или наложить на меня еще более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую ее перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадет вся прелесть, все очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а все же младше меня!), старый безумный колдун, заточенный сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьей и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..
Сегодняшний день оставит хорошие страницы. И насколько же велик соблазн подтянуть узел этой интриги хоть чуточку туже!..
***
Бешеная скачка по улицам спящей столицы охладила его разгоряченную грудь. Молчаливые Вольные, вернейшие из вернейших, ждали его приказа, застыв в седлах, точно изваяния. Ни один из них не смотрел на своего повелителя. Когда будет нужно, он сам обратится к ним.
Глубокая ночь. Здесь, на дальнем юго-востоке Империи, Тьма властвует уже безраздельно. А на западных окраинах еще не закончился многотрудный день. Там еще не угасли печи и тигли ремесленников, не замерли станки ткачей, не закончили Волшбу Света чародеи.
Чародеи всесильной Радуги…
Императорский конвой, недвижный, безмолвный, окружал глубоко задумавшегося властелина. Они стояли возле самого края Замковой Горы, высоко над спящей столицей, высоко над горестями и радостями великого города, что мирно спал сейчас под ними.
Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Черного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Черного Города – не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, – при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги…
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным темным морем крыш Черного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен – точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Черном Городе по два укрепленных форпоста. Императору доносили – стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, – что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Черном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А еще во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Черном Городе тоже хватало – Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Хм.., молодец. – Улыбка у него получилась чуть смущенной.
– А ты еще сомневался в мудрости Круга Капитанов! – поддела юношу Тави.
– Нет, но…
– Никаких но, давай приведем Сидри в чувство и расспросим!..
«Кто это мог быть? Кто это сделал? Кто помог мне ? Кто ? Кто ? КТО?!»
Глава 4
Диктовать – мой последний сладкий порок. В такие моменты мне кажется, что прошлое оживает, рассеивается вечный туман, бессвязные обрывки чужого лепета на неведомых языках превращаются в осмысленные названия континентов, стран и городов, я вновь вспоминаю канувшее в великую Реку Времени величие, вспоминаю друзей.., или врагов?., вспоминаю славные деяния, кои, честное слово, достойны долгой памяти и долгих песен. Куда все это делось – я стараюсь не думать. Есть что-то неуловимо-правильное в моей нынешней келье, в ее убогих, закопченных стенах, в надменности недалекого настоятеля, так до сих пор и не понявшего, кого же именно он приютил в подземельях вверенного ему Храма. Да, да, во всем этом есть что-то неуловимо-правильное. Именно так. Заточивший меня сюда был зол, свиреп и силен, но при этом еще и справедлив. Я знаю, что кара – если это кара – заслужена.
Я не прикован цепями, и могущественные заклятья не преграждают мне дорогу наверх. Он был мудр, поступая так. Самый строгий и неусыпный сторож пленнику – он сам, если уверен, что все справедливо. Я – уверен.
Вы, читающие эти строки, – быть может, вас уже утомило многословное старческое бормотание? Да, вы правы, это и есть мой порок. Книга, которую я пишу, отнюдь не лаконична и не беспристрастна. Но что поделаешь, Ему придется смириться.., или наложить на меня еще более строгую епитимью.
Я продолжаю. Я наслаждаюсь интригой, завязывающейся здесь, в Хвалине, я смакую ее перипетии, словно старый пьяница – бутылку выдержанного вина. Да, к моим услугам в любой момент – заклятье Всеведения, но тогда пропадет вся прелесть, все очарование тайны, а я, старый узник древнего храма (который хоть и древен, а все же младше меня!), старый безумный колдун, заточенный сюда как будто бы усилиями Радуги – я давно уже отказался от мысли быть судьей и вершителем справедливости. Хотя, может, и это не более чем приросшая к лицу маска?..
Сегодняшний день оставит хорошие страницы. И насколько же велик соблазн подтянуть узел этой интриги хоть чуточку туже!..
***
Бешеная скачка по улицам спящей столицы охладила его разгоряченную грудь. Молчаливые Вольные, вернейшие из вернейших, ждали его приказа, застыв в седлах, точно изваяния. Ни один из них не смотрел на своего повелителя. Когда будет нужно, он сам обратится к ним.
Глубокая ночь. Здесь, на дальнем юго-востоке Империи, Тьма властвует уже безраздельно. А на западных окраинах еще не закончился многотрудный день. Там еще не угасли печи и тигли ремесленников, не замерли станки ткачей, не закончили Волшбу Света чародеи.
Чародеи всесильной Радуги…
Императорский конвой, недвижный, безмолвный, окружал глубоко задумавшегося властелина. Они стояли возле самого края Замковой Горы, высоко над спящей столицей, высоко над горестями и радостями великого города, что мирно спал сейчас под ними.
Император умел видеть в темноте не хуже кошки, почти не прибегая к магии. Взгляд его медленно скользил от новых пятиугольных бастионов внешней стены к полукруглым рондолям стены внутренней; меж ними, скупо прочерченное светящимися нитями-ожерельями уличных фонарей, лежало пространство Черного Города, приют ремесленников, нищенствующих Орденов, полузабытых храмов полузабытых божеств, край бедных трактиров и постоялых дворов по три медяка за ночь на лавке, обиталище того самого простого народа, что исправно поставлял латников и щитоносцев в имперскую пехоту, опору опор и основу основ, сколь бы ни задирали нос благородные сословия, чьим уделом оставалась служба в коннице. Оттуда, из Черного Города – не только из этого, а из многих подобных же городов великой Империи, – при нужде, точно вызванные заклинанием духи, появлялись новые манипулы, когорты и легионы взамен погибших, оттуда выходили самые смелые, самые способные и преданные командиры, что умели тянуть общую лямку, есть из одного котла с воинами и бестрепетно умирать вместе с ними. Умирать за него, повелителя жизни и смерти мириадов подданных, разбросанных по неоглядным просторам вокруг Ожерелья Внутренних Морей. Умирать за него, по сию пору остерегающегося в открытую даже и в малом прекословить магам всесильной Радуги…
И суровым напоминанием о вечном, постоянном и повсеместном присутствии этой силы, над ровным темным морем крыш Черного Города возвышались полтора десятка тонких изящных башен – точно насквозь пронзившие плоть врага рапиры или стилеты.
Вернее, башен насчитывалось не полтора десятка, а ровно четырнадцать. Каждый из Орденов Радуги имел в Черном Городе по два укрепленных форпоста. Императору доносили – стража из Вольных, что не боялась ни смерти, ни позора, ни тем более магов, – что находились смельчаки, швырявшие камни в окна этих башен, оставлявшие кучи зловонного навоза таримов у парадных подъездов, писавшие ругательства на отполированных стенах и тому подобное. Там, в Черном Городе, магов ненавидели и боялись. И ненавидели, похоже, куда больше, нежели боялись.
А еще во тьме смутно виднелись колокольни и купола церквей. Храмов в Черном Городе тоже хватало – Мельин славился набожностью. Разве не тут Господь Податель Благ явил своему народу в небесах Божественный Лик, а из-под земли забили источники со сладким вином, дабы сердца Его детей возвеселились, после того как человеческие мечи овладели важнейшей вражьей крепостью, положив конец Первой Войне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44