— Мы легко уйдём от него, — сказал юноша.
— Но почему он гонится за нами? — спросила Балкис. — И что это такое?
— Я слыхал про такие создания от караванщиков, — ответил Антоний дрогнувшим голосом. — Их называют саламандрами, и они могут жить только в огне. Это гусеницы каких-то гигантских мотыльков.
— Гусеницы? — При мысли о том, в какую бабочку может превратиться такое существо, Балкис поёжилась. И все же, как волшебница, она была зачарована огненным зрелищем. Девушка всмотрелась более пристально. Когда огненный червь совершил поворот, огибая выступ скальной стенки ущелья, он предстал перед взглядом Балкис сбоку, и она увидела, что сам он меньше, чем окутывающее его пламя. В языках огня извивалось тело червя — такое яркое, раскалённое, что от этого свечения слепило глаза.
— Эта гусеница ужасно опасна с тех пор, как вылупляется из яйца, и того мгновения, пока не совьёт кокон, — объяснил Антоний. — Она злобная, хищная и прожорливая, а её огонь сжигает все, к чему она прикасается.
Балкис задумалась о том, какой шёлк мог бы получиться из коконов этой гусеницы.
— А не может быть, чтобы она летела к оазису в поисках воды?
Антоний покачал головой:
— Ведь она целиком состоит из огня. Вода погубила бы её. Нет, она ищет пропитания. И сейчас её пропитание — мы. А мы ищем воду.
Балкис задумчиво поджала губы.
— Если мы сумеем сотворить для неё какую-нибудь пищу, то сможем наполнить наши бурдюки водой ещё до того, как она снова бросится в погоню за нами.
Антоний немного подумал и медленно кивнул:
— Неплохая мысль.
— А чем она любит питаться? — осведомилась Балкис.
— Всем живым и даже падалью, — ответил Антоний. — Но караванщики говорят, будто бы больше всего на свете саламандры любят мак.
— Потому что цветы мака похожи на огонь? — улыбнулась Балкис. — Это имеет смысл — по крайней мере если рассуждать по меркам волшебства.
Она сосредоточилась, устремила взор в пространство и произнесла стихотворение, которому её когда-то научил Мэтью.
Весна идёт, весне дорогу!
Все расцветает понемногу,
Повсюду зеленеют почки
И распускаются цветочки!
Тут Балкис растерялась, не зная, как закончить строфу. Антоний пришёл ей на помощь и выкрикнул:
И маки алые цветут,
И гусеницы к ним ползут!
— Ой… спасибо тебе, Антоний, — проговорила Балкис немного растерянно. Уж точно, изначально стихотворение заканчивалось не так.
Однако совместное творение Балкис и Антония сработало, и притом — отлично. Окутывавшее гусеницу пламя подёрнулось искрами, затем искры превратились в огненно-алые цветы, которые грудой посыпались на землю перед саламандрой. Та, не медля ни секунды, набросилась на кучу цветов и принялась их пожирать.
Балкис решила, что ей стоит уговорить Антония подольше погостить в Мараканде, когда они дотуда доберутся.
— Теперь — скорее! — крикнул юноша и схватил Балкис за руку. — Бежим к оазису!
Они побежали, держась за руки. Если кто-то из них оступался, другой помогал подняться. Бурдюки были почти пусты и потому не мешали бежать. Вскоре песок под ногами сменился мягкой травой, что росла между пальмами. Антоний, тяжело дыша, упал на колени около озерца, поднял над головой бурдюк, развязал бечёвку, вытащил пробку.
— Следи за саламандрой и скажи мне, если она покажется! — крикнул он и погрузил бурдюки в воду.
Балкис оглянулась:
— Она уже сожрала почти все маки!
— Ещё минутку! — Антоний вытащил из воды первый бурдюк, закрыл его пробкой и передал девушке. — Если дойдёт до самого худшего, поливай её водой!
Балкис взяла бурдюк и уложила на плечо. Она почувствовала себя увереннее и решила, что струя воды и в самом деле сможет хоть на время задержать саламандру. И тут она увидела, что языки пламени охватили последнюю охапку маков. Гусеница подняла голову и стала похожей на огненный знак вопроса. Покачав головой из стороны в сторону, она уставилась на людей.
— Она летит! — крикнула Балкис.
— Бежим! — откликнулся Антоний, вскочил на ноги, забросил на плечо наполненный водой бурдюк и взял Балкис за руку. — Давай обогнём озеро и свернём в сторону! Быть может, саламандра, преследуя нас, упадёт в воду.
Они побежали. На бегу Балкис отчаянно пыталась сочинить стишок, с помощью которого можно было бы остановить гусеницу, созданную из пламени.
Уверившись в том, что намного оторвались от саламандры, Ьалкис обернулась, и Антонию пришлось остановиться. И он, и она вытаращила глаза от изумления. Балкис проговорила:
— Нам больше не стоит бояться, что она станет гнаться за нами.
— Что верно, то верно, — кивнул Антоний. — Можно будет спокойно лечь спать.
Саламандра явно решила устроить привал. Она остановилась между двумя деревьями, стоявшими всего в паре футов одно от другого, и теперь пропускала между их стволами шёлковые нити. На глазах у изумлённых спутников гусеница сплела что-то вроде гамака, а потом принялась окутывать себя неким подобием ночной сорочки.
— Похоже, она таки наелась твоими маками досыта, — заметил Антоний.
Как это было похоже на него! Он сказал: «твоими маками», а ведь успех заклинания больше принадлежал ему!
— Но может быть, она вовсе и не за нами гналась, — предположила Балкис, — а просто искала место для ночлега.
— Или маки нагнали на неё сон, — сказал Антоний. — Я слыхал, что эти цветы обладают таким свойством.
Юноша и девушка долго стояли и наблюдали за тем, как гусеница опутывает себя шёлком. Балкис была поражена тем, какой маленькой она оказалась на самом деле. Покуда саламандра летела над пустыней, её размер было не с чем сравнить, но теперь, видя её на фоне пальм, Балкис поняла, что длина гусеницы не более полутора футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141