— Ну а вы все-таки расскажите, — усмехнулся в ответ Рамон.
— Ну... — Сержант неуверенно огляделся по сторонам, наклонился поближе к Рамону и, прикрыв губы ладонью и не обращая внимания на смешки своих подчиненных, проговорил:
— Те из нас, что были приставлены к стражникам, охранявшим покои короля Драстэна и королевы Петрониллы, заметили, что эта парочка ссорилась нещадно, стоило им остаться наедине. И притом очень даже громко они ссорились.
— Этом меня нисколько не удивляет, — признался Рамон. — Но слов вы, конечно, разобрать не могли.
— Нет, наши посты были далеко, а вот бретанглийские стражники, поди, ухватывали словечко-другое, и вид у них, я вам доложу, был, мягко говоря, нервный.
— Их можно понять, — кивнул Рамон и попытался себе представить пределы, внутри которых бушевали королевские ссоры: супружеские измены, необходимость завладеть провинциями в Меровенсе, опять супружеские измены, разговор о том, какому сыну что должно достаться в наследство, и опять — супружеские измены...
— И долго ли они ссорились в последнюю ночь своего пребывания в замке?
Солдаты снова примолкли и почему-то страшно заинтересовались тем, как выглядят шнурки их ботинок.
— Ну ладно вам, ладно, — урезонил их Рамон. — Вас ведь никто ни в чем не винит, а уж я никому не скажу, от кого услышал, если вы мне поведаете что-то забавное. Ну, так долго ли они ссорились?
— Да с полчаса, пожалуй, — ответил сержант. — А после — ну, так сказали те солдаты, что на постах по коридору стояли, — король выскочил из покоев разъяренный и завернулся в плащ. Но не было его только с час!
— Вернулся и снова принялся пререкаться с женой?
— Ну, само собой, — развел руками сержант. — Чем же еще им заниматься?
— И верно — чем? — усмехнулся Рамон.
Он мог бы поболтать с солдатами о том, каким неуемным бабником был Драстэн, и о том, что королева Петронилла была еще очень даже ничего собой, но мысли его вертелись вокруг другого: мог ли Драстэн за час отыскать кабачок «Улитка-скороход», прокрасться туда, вонзить кинжал под ребро собственному сыну, удрать и вернуться в замок.
Сержант вперился в носки своих сапог.
— Говорят, бывают парочки, которые посварятся-посварятся, а потом еще крепче друг дружку полюбят.
— Я слыхал про таких супругов и даже с некоторыми был знаком, — кивнул Рамон, — но у таких мужей и жен ссоры происходят как бы в шутку. Нет, не думаю, чтобы Драстэн и Петронилла перепалками подогревали свои чувства.
— Да, это навряд ли, — мрачно кивнул сержант. А один из солдат подхватил:
— Любовь у них померла давно.
— Ну, может быть, не померла, — сказал Рамон, — но при смерти — это уж точно.
* * *
Вообще-то Розамунда любила дождливые дни. Вот и теперь она стояла у забрызганного дождевыми каплями окна и смотрела, как мальчишка-поваренок торопливо гребет к берегу на маленькой лодчонке, а за ней тянется шнурок с нанизанной рыбой. Наверняка то был его ужин. Дождь застал незадачливого рыбака на середине реки, хотя тучи собрались с утра. Наверное, принцессе следовало бы проклинать дождь, а она его обожала. Негромкое постукивание капель успокаивало, и ее грусть сливалась с грустью окружавшего мира... пока не рассеялся туман и Розамунда не увидела всего в ста ярдах за окном крепостную стену.
Королевский замок. Замок, в котором станет жить ее проклятие — король Драстэн, если победит в войне. Розамунда представила, как ввалится король к ней в комнату с вестью о своей победе, как подойдет к Ней вплотную, по-хозяйски ухмыляясь, как он потянется к ней...
Розамунда отвернулась от окна, поежилась и всем сердцем помолилась о том, чтобы Господь даровал победу королеве. Без покровительства Петрониллы, без зашиты Бриона теперь, когда она уже не была помолвлена с наследником престола, она стала бы легкой добычей короля. Розамунда дала себе обет: лучше умереть, чем достаться Драстэну. Девушка прикоснулась к маленькому медальону в форме слезки, который носила на груди. В этой хрустальной слезинке, обрамленной металлической сеточкой, хранилась единственная капля яда. Медальон был подарен Розамунде старенькой тетушкой Мод, сестрой ее бабушки, в день, предшествовавший отъезду принцессы из родительского дворца на юге Меровенса.
«Дай бог, чтобы этот яд никогда не понадобился тебе, милая моя, — сказала старушка. — Но если перед тобою встанет выбор: невинность или жизнь, избери невинность, ибо в наши дни жизнь — сплошная мука для женщины, лишившейся невинности прежде времени».
Маленькая Розамунда тогда отшатнулась от хрустальной слезки.
«А по-другому нельзя?» — затравленно спросила она.
«Можно», — ответила тетка и показала ей длинное полено, лежавшее на бархатной подушке.
Розамунда вытаращила глаза: «Что толку от полена? И почему ты его положила на бархатную подушку?»
«Потому что на такую подушку положила бы головку принцесса», — отвечала тетка Мод.
Она провела рукой по полену и запела куплет на странном языке, и воздух над поленом заколебался и замерцал, и очертания его изменились, и вот на месте полена появилась голова Розамунды! Девочка вскрикнула и прикрыла ладонью рот, а тетушка Мод пояснила: «Теперь это уже не полено, а твоя копия. Найдешь полено длиной в твой рост — и оно примет твое обличье. Есть и другое заклинание, с помощью которого твоего двойника можно заставить ходить и говорить твоим голосом три дня. Потом заклинание истощится, и твой двойник снова обратится в кусок дерева. Давай-ка повторяй за мной заклинания, тебе надо выучить их наизусть; как знать, быть может, они тебе пригодятся — вдруг надо будет спасаться бегством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140