Быть может, он вспоминает прежние времена, еще до рождения Эдмунда: тогда не было нужды в запорах и засовах, тогда двери охраняла магия. Но потом магия требовалась людям уже для других, более важных надобностей. Для того, чтобы выжить.Его сын толкает створы дверей, распахивает их настежь. Порыв ледяного ветра гасит лампу. Холод запускает ледяные пальцы под меха одежд, заставляя дрожать от озноба. Это напоминает старому королю, что, как бы ни было холодно во дворце, все же его стены, их магия хоть немного защищают от ледяной тьмы, притаившейся за дверьми, от холода, пробирающего до костей, замораживающего кровь в жилах.— Отец, вы уверены, что хотите этого? — с тревогой спрашивает Эдмунд.— Да, — резко бросает старик, хотя, думается мне, будь он один, он ни за что не вышел бы из дворца. — Не тревожься обо мне. Если Балтазар своего добьется, нам всем придется надолго остаться здесь, снаружи.Да, он знает, что я рядом; знает, что я слушаю. Он испытывает ревность ко мне — из-за того, что я имею влияние на Эдмунда. Что ж, все, что я могу на это сказать: «Старик, у тебя была возможность…»— Балтазар нашел дорогу, ведущую вниз через туннели. Отец, я уже объяснял вам это. Чем глубже мы будем спускаться, тем теплее будет воздух.— Полагаю, он раскопал эту глупость в какой-нибудь книге… Нет смысла снова зажигать эту проклятую штуку, — замечает старый король, имея в виду лампу. — Не трать попусту свои магические силы. Мне не нужен свет. Множество раз я стоял в этой колоннаде. Я мог бы пройти здесь вслепую.Я слышу, как они идут во мраке. Почти вижу, как король отталкивает руку Эдмунда, когда тот собирается поддержать его — принц, как всегда, внимателен и предупредителен; он любит своего отца, хотя тот навряд ли заслуживает подобного отношения. Без колебаний король выходит за дверь. Я стою в коридоре, пытаясь не обращать внимания на холод, обжигающий лицо и руки. Ноги у меня онемели.— Не верю я этим книгам, — с горечью говорит старый король своему сыну, идущему подле него. — Балтазар слишком много времени проводит среди книг, слишком много.Должно быть, старику приятно само чувство гнева — оно озаряет и согревает душу, как пламя лампы.— Книги говорили нам, что они вернутся, — и посмотри, что из этого вышло! Книги! — Старик пренебрежительно фыркает. — Я не верю им. И не думаю, что мы должны им верить! Быть может, века назад все, что в них написано, и было верно, но с тех пор мир изменился. Те дороги, кои привели наших предков в этот мир, должно быть, давно разрушены. Исчезли.— Балтазар прошел по туннелям так далеко, как только мог, и выяснил, что дорога безопасна, а карты точны. Вспомните, отец: туннели защищены магией — могущественной древней магией, которой они и созданы, как и весь наш мир.— Древняя магия! — Теперь в голосе старого короля явственно слышен гнев.— Древняя магия ослабла. Именно древняя магия довела нас до теперешнего нашего состояния! Где было прежде процветание, ныне лишь разруха. Опустошение — там, где прежде было изобилие. Лед — где прежде бежала вода. Смерть — там, где прежде была жизнь!Король стоит в дворцовом портике, глядя прямо перед собой. Перед глазами его — всепоглощающая тьма; только внизу, в городе, кое-где еще теплятся огоньки. Там, где они горят, живут люди — а их теперь мало. Слишком мало. Слишком многие дома в королевстве Кэйрн Телест уже давно погрузились в холодный мрак. Как и королева, те, что ныне остаются в этих домах, вполне могут обходиться без тепла и света; на них его и не тратят.Глаза короля видят лишь тьму, тело его обжигает холод, но он не желает замечать этого. Он видит свой город глазами души, глазами памяти; и дар этот, дар памяти, он хочет разделить со своим сыном. Теперь, когда уже слишком поздно.— В древнем мире, еще до Разделения, говорят, была пылающая огненная сфера, которую называли «Солнце». Я прочел об этом в книгах, — сухо добавляет старый король. — Балтазар не единственный, кто умеет читать. Когда мир был разделен на четыре части, огонь Солнца был разделен между четырьмя новыми мирами. И этот огонь — сердце Абарраха; как и человеческое сердце, оно гонит живую кровь, несущую тепло и жизненную силу по всем членам тела; и тело это — наш мир.Я слышу шорох одежд — король повернул голову. Я представляю себе, как он поднимает взгляд от темных улиц умирающего города и смотрит вдаль, за стены. Конечно, он ничего не видит — там царит абсолютная тьма. Но, быть может, перед глазами памяти его встает зеленая цветущая земля под высокими сводами пещеры в бахроме сверкающих сталактитов — земля, где смеялись и играли дети.— Там было наше солнце… — снова шорох. Старый король поднимает руку и указывает вдаль, в непроглядную тьму.— Колосс, — тихо говорит Эдмунд. Он терпелив с отцом. Ему нужно сделать много, так много — он же стоит подле старика и выслушивает его воспоминания.— Когда-нибудь и его сын сделает то же для него, — с надеждой шепчу я, но слова эти не помогают развеять мглу, окутывающую наше будущее, и тень предвидения омрачает мое сердце…Предчувствие? Предвидение? Я не верю в подобные вещи; они предполагают существование высшей силы — бессмертной силы и разума, вмешивающихся в дела человеческие. И все же я знаю — так же верно, как то, что Эдмунд покинет землю, где он родился, где родился его отец и его предки, — что ему суждено стать последним королем Кэйрн Телест.Сейчас я благодарен этому непроглядному мраку: он скрывает мои слезы.Король тоже умолк; мысли наши текут по одному и тому же руслу. Он — знает. Быть может, теперь он любит Эдмунда. Теперь, когда уже слишком поздно.— Я помню колосс, отец, — поспешно говорит принц:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130