Военачальники громко зачмокали. Сам Едигей не скрыл восхищения, когда перед ним поставили лубяной короб, обитый изнутри белой как снег мягкой овчиной. В коробе находились персидские соколы.
– Подобных не удостоился иметь и французский король, – вкрадчиво вымолвил Мамырёв.
Всех сумел улестить хитрый боярин богатыми подношениями.
Юрий Всеволодович понял, что проиграл. И кубки его затерялись среди ворохов тверских даров. И Москву Мамырёв помянул не случайно. Москву в Орде не любили. После разгрома ордынских войск на Куликовом поле прошло всего двадцать пять лет. В Орде ещё помнили, что во главе русских стоял Дмитрий Иванович – Московский великий князь.
«Неужто ни с чем уеду? – подумал Юрий Всеволодович. – Нет, не должно того быть, попробую ещё раз».
– Великий хан, рассуди меня с Тверью. Возверни Холмским их родовую вотчину.
Ответил Юрию Всеволодовичу сам Едигей:
– Повелитель Вселенной раздаёт улусы, когда считает нужным. Каждый русский князь пусть служит Орде, как служил при Батые. Кто провинится, того сумеем наказать.
– Зачем тебе, князь, свой улус? Живи в Орде. Орда любит горячих. – Это сказал Мирза, один из ордынских военачальников, друг Едигея.
Едигею шутка понравилась. Он оскалил крупные жёлтые зубы. Сидящие в шатре рассмеялись.
– Бежать немедля, – сказал Юрий Всеволодович Захару, едва, покинув шатёр, они оказались вблизи оставленных лошадей.
– Твоя правда, князь. Надо уходить, пока живы.
ГЛАВА 2
Побег
Когда человек несётся к цели, его конь подобен ветру.
Восточная поговорка
Как только стемнело, Пантюшка пробрался в шатёр князя Холмского. – Это я, Пантюшка, – прошептал он, вглядываясь в чёрную пустоту. – Пришёл вот.
Ответа не последовало.
– Пантюшка я. Есть здесь кто?
Молчание.
«Должно быть, пируют у хана. Спрячусь. Дождусь».
Пантюшка ощупью двинулся к сундуку, заполз в щель между сундуком и стенкой шатра, лёг и приготовился ждать. Вскоре его сморил сон.
Ночью ордынский разъезд из пяти всадников услыхал приглушённый топот копыт. Пять сыромятных плетей одновременно свистнуло в воздухе. Пять крепких коротконогих лошадок распластались над ковылём.
Месяц ушёл за тучу. Увидеть тех, за кем пустились в погоню, преследователи смогли лишь тогда, когда зажали убегавших в кольцо. Одно плохо–разглядывать не пришлось. Завязался короткий бешеный бой.
Взжиг! Изогнутые ордынские клинки обрушились на прямые. Взжиг! Взжиг!
Долго ли впятером с двумя справиться?
Но двое оказались шайтанами, принявшими обличье людей. Взжиг! Ордынец, рассечённый до пояса, рухнул на землю. Взжиг! Взжиг! Второй и третий покатились, ломая кости. На голову четвёртого обрушилась палица – не успел и вскрикнуть.
Пятого настигло копьё в тот момент, когда он пытался повернуть коня, чтобы уйти в степь.

– Всё. Отбились. Не ранен, Юрий Всеволодович?
– Цел. Без труда отбились. Они сильны впятером на одного нападать. А нас двое пришлось. Излови их коней.
– Дело. С запасными конями уйдём… Эх, жаль мальчонку. Обещали и не помогли. Небось дожидается. Ведь сгинет в Орде.
– Чужих жалеть – сердца не хватит. Своих вызволять надо.
– Может, и так. Куда дорогу будем прокладывать?
– Известно куда – на Москву!
Кони под всадниками взяли с места и понеслись, легко выбрасывая крепкие ноги. Рядом на привязи побежали две запасные лошадки, оставившие на поле недолгой битвы своих порубленных седоков.
* * *
Пантюшка проснулся сразу, словно хозяин толкнул сапогом в бок.
Полог в шатре был распахнут. В проёме виднелся кусок посветлевшего неба без звёзд.
«До света проспал», – испугался Пантюшка и осторожно выглянул. Хорошо, что успел разглядеть того, кто стоял посередине шатра, и не подал голоса. Не сносить бы ему головы.
Даже в Орде, где жестокость считалась делом обычным, был человек, о котором все говорили: «Он за пазухой носит ярость». Звали этого человека Капьтагай. Его привёз Хажибей, а откуда привёз, не сказывал. У самого Капьтагая не спросишь. Он родился глухим и немым.
Немой телохранитель – находка. Капьтагая приметил сначала Мирза, потом Едигей. Попав к Всемогущему в милость, Капьтагай стал заносчив, вытворял, что хотел. Дружбу он ни с кем не водил, к одному Хажибею наведывался. Они вдвоём, что ни день, в степь выезжали, а для чего – про это никто не знал. «Я немого, как сына родного, полюбил, – отвечал Хажибей на расспросы. – Такого яростного человека во всей Вселенной не сыщешь».
Вот этот-то Капьтагай и стоял посреди шатра. Его рысьи глаза прощупывали темноту. В руке светилась полоска ножа.
«Пропал, – успел подумать Пантюшка, – сейчас полоснёт».
В два прыжка Капьтагай очутился рядом. Пантюшка вобрал голову в плечи и перестал дышать. Он не видел, как немой сдёрнул с крышки сундука брошенный князем кафтан. Да и не мог Пантюшка догадаться, что не он, а кафтан привлёк к сундуку Капьтагая. Рысьи глаза разглядели золотые цветы и травы, едва мерцающие в темноте на красном, словно алая кровь, поле. Красивый наряд. В таком не стыдно пройтись мимо белых, расшитых узорами юрт.
Вмиг Капьтагай сорвал с себя латы, сбросил синий, подбитый овчиной халат. Кафтан русского князя пришёлся ему не впору, оказался велик. Это обстоятельство немого ничуть не смутило. Он закатал рукава и затянул пояс потуже. Справившись, откинул тяжёлую крышку и заглянул внутрь. Пусто. Не может быть, чтобы в таком большом, обитом железом сундуке ничего не водилось. Наверное, что-нибудь да припрятано, только в темноте не видать. Не долго думая, Капьтагай прыгнул в сундук. Островерхий шишак зацепился за крышку, слетел с головы и покатился со звоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44