- Это почти сразу же за
Хадсоном, на север, в штате Нью-Йорк, неподалеку от границы с Канадой.
Поедем мы по таконикскому шоссе. Торопиться нам некуда, так что покатим,
не торопясь. К тому же неохота платить штраф. Почти во всем штате Нью-Йорк
нельзя ехать больше восьмидесяти километров в час, а полицейские там -
злее не бывает. Впрочем, если понадобиться, я всегда смогу от них удрать.
Они не штрафуют тех, кого не смогли догнать: стыдно признаваться в этом на
суде.
- Но я слыхал, что полицейские машины могут свободно развивать
скорость более 140 километров в час, - сказал Бонд, решив, что на старости
лет его друг решил прихвастнуть. - Не думаю, что "Студебеккеры" типа
твоего могут с ними тягаться.
Впереди был пустой и прямой отрезок дороги. Лейтер быстро посмотрел в
боковое зеркало и резко переключил рычаг на вторую скорость, одновременно
вдавив педаль газа в пол. Голова Бонда дернулась назад, и он почувствовал,
как его вжимает в спинку сиденья. В недоумении он посмотрел на спидометр.
Сто тридцать. Лейтер своим крюком опять переключил скорость. Машина
неслась все быстрее. Сто сорок пять, сто пятьдесят, сто шестьдесят пять...
Впереди показался мост и перекресток перед ним. Лейтер нажал на тормоз,
рев мотора превратился в обычный ровный шум. Они уже ехали со скоростью
всего девяносто километров в час, легко переходя повороты дороги.
Лейтер искоса взглянул на Бонда и ухмыльнулся.
- Могу выжать и двести, - гордо сказал он. - Недавно я за пять
долларов проверил ее на скорость в Дайтон-бич. Даже на песке она показала
205 километров в час.
- Черт меня побери! - воскликнул пораженный Бонд. - Что же это за
машина? Разве это не "Студебеккер"?
- Это "Студиллак", - сказал Лейтер. - "Студебеккер" с мотором от
"Кадиллака". У нее специальная коробка передач, особые тормоза и задняя
ось. Хитрая работа. Есть неподалеку от Нью-Йорка маленькая фирма, которая
делает такие машины на заказ. Их очень немного, но зато они куда лучше
всяких там "корветов" и "сандербердов". А про корпус и говорить нечего!
Его разработал один француз, Раймон Леви. Лучший в мире дизайнер. Но
американский рынок до него пока не дорос. Слишком необычные формы.
Нравится машинка-то? Спорим, что на ней я устроил бы твоему "бенгли"
хорошую взбучку?
Лейтер довольно хихикнул и полез в левый карман пиджака за
десятицентовой монетой: за проезд по мосту Генри Хадсона надо было
платить.
- Если только у тебя на ходу колесо не отвалится, - парировал Бонд,
когда они снова набрали скорость. - Этот твой шарабан хорош для детишек,
которые не могут позволить себе купить настоящую машину.
Так они пикировались по поводу английских и американских спортивных
машин, пока не пересекли границу с Вестчестерским округом. Через
пятнадцать минут они уже ехали по уходящему на север Таконинскому шоссе,
петлявшему среди долин и лесов. Удобно устроившись, Бонд молча смотрел на
открывающийся перед ним один из красивейших в мире пейзажей и размышлял о
том, чем сейчас может быть занята Тиффани и как, после Саратоги, он сможет
вновь повидаться с ней.
В полдень они остановились на обед в ресторане "Курица в корзинке".
Это был построенный из бревен дом в стиле первых переселенцев со
стандартным набором мебели внутри: стойка с самыми известными сортами
шоколада, конфет, сигарет, сигар, журналами и прочим чтивом, сверкающий
хромом и разноцветными огоньками музыкальный автомат фантастической
наружности, дюжина полированных деревянных столов со стульями в центре
зала и многочисленными "кабинетами" вдоль стен. Было здесь, естественно, и
меню, предлагавшее жареную курицу, "свежую форель", которая провела уже
много месяцев в заморозке, несколько холодных закусок. Две официантки как
всегда зевали и не обращали внимания на клиентов.
Однако яичница, сосиски, горячий тост из ржаного хлеба и пиво "Миллер
Хайлайф" были поданы довольно быстро и оказались вполне съедобными. Не
плох был и кофе-гляссе. Выпив по две порции, Бонд и Лейтер перешли к
разговору про Саратогу.
- Одиннадцать месяцев в году, - рассказывал Лейтер, - городишко
словно вымирает. Через него только проезжают на водные и грязевые
источники лечить ревматизм и тому подобное, так что почти круглый год там
- мертвый сезон. В девять вечера все уже спят, а днем единственными
признаками жизни становятся, скажем, два пожилых джентльмена в панамах,
спорящие о том, надо ли было Бургуаню сдаваться при Шайлервилле (это в
двух шагах от Саратоги), или о том, каким был мраморный пол в старом отеле
"Юнион" - черным или белым. Но раз в году - в августе - городок
преображается. Проходящие там скачки - популярнейшие в Америке, и тогда-то
улицы начинают кишеть вандербильтами и уитнеями. Пансионы взвинчивают цены
на комнаты в десять раз, а организационный комитет заново красит трибуны,
отыскивает где-то лебедей, чтобы засадить местный пруд, ставит в этом-же
пруду на якорь древнее индейское каноэ и включает фонтан. Никто уже не
помнит, откуда вообще взялось это каноэ, а спортивный журналист,
попытавшийся докопаться до сути, смог лишь узнать смелую гипотезу о
причастности ко всему этому какой-то индейской легенды. Узнав этот важный
факт, журналист решил бросить поиски. По его словам, он сам в десять лет
мог соврать гораздо интересней, чем любая индейская легенда.
Бонд рассмеялся.
- Еще что-нибудь, что мне нужно знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72