– Бери живые деньги и черт с ними, с перспективами». Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Внутренний советчик был не оригинален, зато зрил в корень.Да, но стоило ли слыть за жалкого фраера, которого сгубила жадность? И вообще каково это – знать, что ты при своих десяти тысячах, а у Абеля шестизначный барыш?!У меня есть козырь против суждения Спинозы, которое привел Абель. «Гордыня, зависть, алчность – вот в сердцах три жгучих искры, что вовек не дремлют». Это из Дантова «Ада», песня шестая. Мне сердце жгли все три эти искры, не говоря уже об эклере и арманьяке.– О'кей, – сказал я. – Беру две с половиной тысячи.– Если тебе нужно хорошенько подумать...– Меньше всего на свете мне сейчас хочется думать.Он улыбнулся и снова стал благодушным, добрым дедушкой.– Я сейчас, – сказал он, вставая. – Сладкого еще много, и кофе, и выпивка. Угощайтесь, дети.Пока Абель был в другой комнате, мы с Каролин выпили в ознаменование успешного завершения сегодняшней операции. Возвратившись, Абель отсчитал пачку двадцатидолларовых купюр. Потом спросил, не возражаю ли я против сотенных. «Нисколько, – заверил я его, – я готов взять хоть миллион таких бумажек». Абель вежливо хмыкнул.– Присматривай за никелем, – предупредил я его. – Воровство кругом.– Ни один взломщик сюда не заберется.– Гордий тоже думал, что никто не сумеет развязать его узел. И троянцы попались на коня. Надо помнить уроки истории.– Гордыня губит – ты это хочешь сказать? – Он положил мне руку на плечо. – Швейцар у нас глядит во все глаза. В лифте всегда лифтер. И ты видел запоры на моих дверях.– А пожарная лестница?– Она у нас на фасаде. Полезешь, сразу с улицы увидят. Окно, выходящее на улицу, забрано стальной решеткой. Нет, оттуда никто не заберется. Надеюсь, что сам сумею выбраться, если вдруг пожар. – Он улыбнулся. – У меня для никеля есть такое местечко, где его никогда не будут искать. И вообще о нем никто ничего не узнает. Глава 5 Не знаю, почему я провел остаток ночи у Каролин. Сладкое, кофе и алкоголь, треволнения, которых хватило бы на месяц обычной жизни, – все это взбудоражило и опьянило нас. Кроме того, ни у нее, ни у меня не было никаких жизненно важных дел. Я хотел, чтобы мы поехали ко мне, но к ней рано утром должна была прийти клиентка с гигантским шнауцером, – черт его знает, что это такое! Нам не попались такси на авеню Западной стороны, пришлось топать до Бродвея. Там мы взяли машину и прикатили в Деревню, где шеф начал плутать, несмотря на разъяснения Каролин. В конце концов мы плюнули и прошли пешочком пару кварталов до ее Арбор-Корт. Надеюсь, водитель не промотает полученные чаевые. Лет эдак через семь – десять, глядишь, это будет целое состояние.У Каролин я достал из дипломата шагаловскую литографию и приложил ее к стене над плетеным креслом. (Вот, если вникнуть, еще одна причина моего путешествия в Нижний Манхэттен – доставить литографию в целости и сохранности.) Смотрелась она на новом месте неплохо, но Каролин показалось, что коврик у кресла не очень с ней гармонирует, и потому она решила сначала заказать для литографии рамку. Потом она налила себе выпить перед сном, а я стал делить добычу. Получив свою долю, Каролин пересчитала бумажки и негромко присвистнула:– И это за одну ночь! Неплохо, а? Может быть, для настоящего грабителя это семечки, но когда живешь уходом за собаками... Знаешь, сколько шавок мне нужно выкупать, чтобы получить такие деньги?– Много.– Не то слово!.. Постой, кажется, ты мне малость недодал. Или вычел за Шагала?– Ни в коем случае.– Да, но ты мне дал двенадцать сотен, а это на полсотни меньше половины. Не хочу мелочиться, но...– Ты забываешь о накладных расходах.– Какие расходы? Такси? Ты заплатил туда, а я обратно, вот и все расходы.– А «Этика» Спинозы?– Я думала, она тебе попалась с партией книг в красивых переплетах... Или ты исходишь из ценности книги, а не из ее стоимости? Мне, конечно, без разницы, и все же...– Я купил «Этику» в магазине Бартфилда на Пятьдесят седьмой улице. Выложил ровно сотню. Это без налога на покупку, потому что я сам зарегистрирован как книгопродавец.– Сотню за эту книжку? – Каролин вытаращила глаза.– А что? Цена обычная.– Но ты сказал Абелю...– Что она досталась мне почти даром? Да, сказал. И думаю, он поверил. И еще я думаю, что наш подарок принес нам лишних пять сотен за сережки и часы. Сама видела, как он растрогался.– Господи, – протянула Каролин, – я еще многого не понимаю в этом деле!– Многого никто не понимает.– Где это видано, чтобы делать презенты барыге?– А где это видано, чтобы барыга рассуждал о Спинозе?– Тоже верно. Ты точно не хочешь еще хлебнуть на ночь?– Точно.– А ты знал, что никель стоит так дорого?– Имел некоторое представление.– И виду не подал, когда к Абелю ехали. А я вообще ни о чем не догадывалась.– Это я фасон давил.– А-а... – Она вскинула голову и пристально на меня посмотрела. – Знаешь, я рада, что мы не взяли по десять тысяч. Играть, так по-крупному. Хотя они здорово пригодились бы, эти десять тысяч. Братишке операцию надо делать. Слушай, а когда он ее загонит?– Трудно сказать. Может завтра же сбагрить, а может полгода прочикаться.– Но все равно – в один прекрасный день звонит телефон, и нам сообщают, что наш номер выиграл.– Примерно так и будет.Каролин подавила зевок.– Я сначала думала, что надо бы отметить, но вот устала как собака. Господи, какая же утром голова будет с сахарного похмелья!– Это что-то новенькое – сахарное похмелье.– Ну да, столько пирожных.– Думаешь, похмелье от сладкого будет?– А от чего же еще? – Каролин сняла кота с дивана на пол. – Извини, дружище. Маме пора баиньки.– Может быть, ты все-таки на кровати ляжешь, Каролин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59