– Что ж, годится... Итак, не в силах сдержаться, преступник упором для книг наносит Абелю несколько ударов по голове, кладет в карман никель и отваливает. Уходя, он запирает за собой дверь.– Дверь?– Да, дверь была заперта. Знаешь, эти огромные замки со скользящим засовом? Сам-то я всегда так делаю – запираю обчищенную квартиру, но кто еще, кроме меня? Убийца да к тому же фанат-коллекционер ни в жизнь бы до этого не додумался. А если бы и додумался, то не сумел бы этого сделать.– Он мог запереть дверь ключом Абеля.– Вот зараза! – вырвалось у меня.– Я что-нибудь не так сказала, Берни?– Я бы и сам до этого дошел, – мрачно ответил я. – Еще немного, и сам бы догадался.– Ты просто забыл, что двери запирают и отпирают ключами.– Может быть.– Важно, что он подумал о том, чтобы запереть дверь. Другой просто захлопнул бы ее за собой. Тогда замок сам защелкивается.– Это английский замок.– Да, английский. Убийца, видимо, хотел, чтобы тело не обнаружили как можно дольше, поэтому он не поленился разыскать ключи.– Может быть, ему и не пришлось их искать.– Может быть. Даже если...– Все верно, – перебил я ее. – Но что нам это даст? Мы по-прежнему ничего не знаем о преступнике, кроме того, что он не дурак и что такой «пустяк», как убийство, не лишил его осмотрительности. Не вижу причины подозревать ни ту, ни другую шайку, вломившуюся к Колкэннонам. Те, которые были до нас, – мелкая шпана. Откуда им знать об Абеле? Да и забраться к нему они бы не сумели. Нет, они вытащили у Колкэннонов тонну барахла и теперь стараются сбыть его поскорее. Но чтобы Абелю? Нет, это исключено. Даже если бы они вышли на него, он-то человек опытный. Зачем ему возиться с мелочевкой вроде столового серебра и мехов. Ему марки подавай, монеты, драгоценности.– Хорошо, а те, что были после нас?– Которые убили Ванду Колкэннон? Думаю, что они забрались в дом случайно. Разбитая крыша – это ведь все равно что пригласительная карточка с золотым тиснением. Какими судьбами могли они с Нижнего Манхэттена попасть на Риверсайд-драйв?– Да, это не в счет.– Я тоже так думаю. Пусть полиция теперь сама клубок распутывает. Лично я – пас. Невозможно найти человека, если знаешь только, что он нумизмат, псих, способный на смертоубийство, умеет не оставлять после себя следов. Тебе часто такие попадались? То-то. Такая же музейная редкость, как зубастая курица или никель тринадцатого года с головой статуи Свободы... А Абеля жалко, черт возьми, нравился он мне.– И мне тоже.– И Ванду Колкэннон жаль, хотя никогда ее и не видел. Жаль, что мы вляпались в эту историю, и хорошо, что не по уши. Ну что же, пора открывать свой магазин, глядишь, продам что-нибудь.– Я тоже пойду. Надо пса купать.– Увидимся вечером?– Заходи. * * * Через пять часов мы продолжили разговор в «Бродяжьем клубе» – Каролин с бокалом мартини, я с разбавленным виски. После ленча торговля шла вяло. В магазине было полно посетителей, только листавших книги, которые уходили, ничего не купив. В такие дни не уследишь за любителями унести книгу, не заплатив за нее. Себе дороже! Почти уверен, что патлатая девица в углу прихватила с собой «Бытие и ничто» Сартра. Пусть почитает, это будет ей наказанием.– Надеюсь, полиция проявит оперативность и выследит убийц, – говорил я. – На данный момент следствие нас не коснулось, а если дела закроют, вообще не коснется. Лично меня это устраивает.– А если их не найдут, и дела не закроют?– Как ни крути, мы были у Абеля позавчера. Если следователь начнет копать, они могут додуматься показать мою фотографию швейцару, и тот может узнать меня. Рэю я сказал, что не был у Крау с прошлого июля. Соврать полицейскому – это законом не преследуется. Другое дело, на это косо смотрят. У меня есть алиби, но вот надежное ли?..– Алиби? Какое?– Дениз.– С Дениз ты был прошлую ночь. А к Абелю мы ходили позавчера.– Нет, я обе ночи был с ней.– А она знает об этом?– Мы все обговорили.– И знает, что случилось у Колкэннонов?– Знает, что меня тоже подозревают. Естественно, я сказал, что не имею никакого отношения к убийству, правда, что побывал там до этого, не упомянул.– Ну да, она думает, что ты завязал.– Во всяком случае, ей кажется, что я завязал. Одному Богу известно, что думают женщины.– Так, значит, эта костлявая трепачка – твое алиби. А я удивлялась, зачем ты к ней помчался?..– Не за тем.– Разве?– Хорошо, не только за тем... Никак не пойму, что ты имеешь против Дениз. Она о тебе хорошо отзывается.– Черта с два! Она терпеть меня не может.– Ну...– И еще неизвестно, какие она даст показания. Она из тех, что и соврать-то как следует не умеют. Надеюсь, она тебе не понадобится.– Я тоже на это надеюсь.Каролин сделала знак, чтобы нам принесли еще выпить. Официантка явилась с мартини и виски. Каролин проводила ее глазами.– Новенькая, – сказала она. – Ты случайно не знаешь, как ее зовут?– Кто-то, кажется, назвал ее Анджелой.– Хорошее имя.– Ничего.– И сама хорошенькая, как по-твоему?– Нормальная.– То-то и оно, что нормальная. – Каролин отпила мартини. – Ну и что ты думаешь?– О ком? Об официантке?– Угу, об Анджеле.– Что именно об Анджеле? Лесба или женщина как женщина?– Угу.– Почем я знаю?– Ну какое впечатление она производит?– Нет у меня никакого впечатления! – огрызнулся я. – Одно я заметил, что она не отходит от проигрывателя. Заведи с ней роман, и всю жизнь будешь слушать народные песни. Или так называемые мелодии Запада. Барбара Мандрелл тебе поперек горла встанет. Слушай, может, мы все-таки оставим Анджелу в покое?– Да, тебе хорошо, а мне... Ладно, извини, Берни. Ты что-то хотел сказать?– Я все об Абеле думаю. И о коллекционере-фанатике, который его прикончил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59