Сказал, что может все уладить, но тут впутались эти блядские федеральные следователи, поэтому он хочет, чтобы я держался подальше от Америки, пока он не даст отбой. Очень может быть, что я проторчу в этой вонючей дыре еще с месяц или больше. Чего ты смеешься?— Я думал, тебе там понравилось, а теперь оказывается, что это вонючая дыра.— Когда рядом нет друзей, везде будет вонючая дыра. Приезжай, старина. Что скажешь? * * * Питер Кхари добрался до дома брата сразу после того, как Кинен еще раз поговорил с тем из похитителей, что повежливее. На этот раз тот был не слишком вежлив, особенно к концу, когда Кхари попытался потребовать доказательств, что Франсина жива и здорова. Разговор был примерно такой:КХАРИ. Я хочу поговорить с женой.ПОХИТИТЕЛЬ. Это невозможно. Она спрятана в одном доме. Я звоню из автомата.КХАРИ. Но откуда я могу знать, что с ней все в порядке?ПОХИТИТЕЛЬ. Потому что у нас есть все основания ее поберечь. Подумайте только, какую ценность она для нас представляет.КХАРИ. Господи, а откуда я вообще могу знать, что она у вас в руках?ПОХИТИТЕЛЬ. Вы помните, какие у нее груди?КХАРИ. Что?ПОХИТИТЕЛЬ. Вы можете узнать одну из них? Так будет проще всего. Я отрежу у нее одну титьку и оставлю у вас на пороге, чтобы вас успокоить.КХАРИ. Господи, что вы говорите? Не смейте так говорить.ПОХИТИТЕЛЬ. Тогда давайте не будем затевать разговор о доказательствах, ладно? Мы должны доверять друг другу, мистер Кхари. Поверьте мне, в этом деле главное — доверие.— Вот и все, — сказал Кинен Питеру. — Им надо доверять, но как я могу им доверять? Я даже не знаю, кто они. Я все думал, кому бы позвонить. Ну, знаешь, из тех, с кем у меня дела. Кто бы поддержал меня, помог. Но о ком я ни подумаю, — почем я знаю, может, и он в этом замешан. Как я могу кого-нибудь исключить? Ведь кто-то же все это устроил.— А как они...— Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только одно — она поехала за покупками и не вернулась. Вышла из дома, села в машину, а через пять часов зазвонил телефон.— Через пять часов?— Не знаю точно, что-то около того. Пит, я сам не понимаю, что делаю, у меня же нет никакого опыта.— Малыш, но ты ведь постоянно проворачиваешь всякие там дела.— Это совсем другое. Когда продаешь зелье, все делается так, чтобы не было никакого риска, чтобы все были застрахованы. А тут...— Тех, кто торгует зельем, время от времени убивают.— Да, но обычно есть какая-то причина. Во-первых, когда имеешь дело с незнакомыми. Это верная смерть. Сначала все идет хорошо, а кончается разборкой. Во-вторых, а может быть, во-первых-с-половиной, — когда имеешь дело с людьми, которых вроде знаешь, а на самом деле нет. И еще — считай это под каким хочешь номером, — люди попадают в беду, когда пытаются схитрить. Например, провернуть дело без денег — они думают, что рассчитаются потом. Залезают в долги, и до поры до времени это сходит им с рук, а потом в один прекрасный день не сходит. И знаешь, когда это бывает? В девяти случаях из десяти — когда они сами запускают руку в собственный товар и перестают соображать.— Или делают все, как надо, а потом шестеро ребят с Ямайки вламываются к ним в дом и расстреливают всех подряд.— Ну, такое тоже бывает, — согласился Кинен. — И не обязательно с Ямайки. Я на днях читал про лаосцев из Сан-Франциско. Каждую неделю появляется какая-нибудь новая банда приезжих, которая хочет тебя прикончить. — Он потряс головой. — Вся штука в том, что если торговать зельем как надо, то всегда можно дать задний ход, когда что-то тебе не нравится. Ты не обязан доводить сделку до конца. Если у тебя есть деньги, можешь потратить их на что-то другое. Если у тебя есть товар, можешь продать его кому-то другому. Ты в деле только до тех пор, пока все идет нормально, в любую минуту можешь дать отбой, можешь подстраховаться, можешь сразу сказать, знаешь ты этих людей или нет, можно им доверять или нет.— А здесь...— А здесь у нас ничего нет. Сидим и ковыряемся в заднице, больше ничего не остается. Я сказал: мы привезем деньги, вы привезете мою жену, а они говорят — нет. Говорят, что так дело не делается. Что же мне им сказать — можете оставить мою жену себе? Продайте ее кому-нибудь еще, если вам не нравится, как я делаю дело? Я же не могу этого сказать.— Нет.— Вообще-то я смог. Он сказал — миллион, а я сказал — четыреста тысяч. Я сказал — хрен вам, больше у меня нет, и он согласился. А если бы я сказал...Зазвонил телефон. Кинен несколько минут говорил, что-то записывая в блокноте.— Нет, один я не приду, — сказал он. — У меня здесь брат, он будет со мной. И никаких возражений.Он немного послушал и хотел добавить что-то еще, но в трубке послышался щелчок.— Надо ехать, — сказал он. — Они хотят, чтобы я положил деньги в два мешка для мусора. Это просто. Только не понимаю, почему в два? Может, они не знают, как выглядят четыреста тысяч, сколько они занимают места?— А может, им врач не велел поднимать тяжести.— Наверное. Мы должны подъехать на перекресток Оушн-авеню и Фэррагет-роуд.— Это во Флэтбуше Флэтбуш — центральная часть Бруклина.

, да?— По-моему, да.— Точно. Фэррагет-роуд — это кварталах в двух от Бруклинского колледжа. А где нам надо остановиться?— У телефонной будки.Когда они поделили деньги на две части и сложили в два мешка для мусора, Кинен протянул Питеру девятимиллиметровый автоматический пистолет.— Возьми, — сказал он. — На такое дело нельзя идти безоружным.— На такое дело вообще не надо бы идти. Какой мне будет толк от пистолета?— Не знаю. Но все равно возьми.Когда они уже стояли в дверях, Питер схватил брата за руку.— Ты забыл включить сигнализацию, — сказал он.— Ну и что? Франсина у них, деньги мы берем с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15