– Они просто тюльпаны.
– Возможно, – печально прошелестел голос. – Но мне всегда казалось, что у этих тюльпанов имена есть. Красные, красно-апельсиновые и красно-апельсиново-желтые: они как тлеющие угольки в камине детской зимними вечерами. Я помню их.
Голос звучал так грустно, что Коралайн протянула руку туда, откуда он исходил, и, встретив холодную ладошку, от души пожала ее.
Глаза начали привыкать к темноте, и Коралайн увидела – или вообразила, что видит, – три фигуры, призрачные и бледные, как луна на дневном небосклоне. Фигуры детей примерно ее роста. И холодная рука в ответ пожала ей ладонь.
– Спасибо тебе, – произнес чей-то голос.
– Ты девочка или мальчик? – спросила Коралайн.
Повисло молчание.
– У меня были в детстве юбки и длинные вьющиеся волосы, – наконец ответило с сомнением существо. – Но теперь, когда ты спрашиваешь, мне кажется, что в один прекрасный день у меня забрали юбки, отрезали волосы и одели в бриджи.
– Мы больше не придаем этому значения, – ответил первый голос.
– Скорее, мальчик, – продолжал голос держащего ее за руку. – Думаю, когда-то я был мальчиком.
И существо мигнуло чуть ярче в темноте зазеркальной каморки.
– Что с вами всеми случилось? – спросила Коралайн. – Как вы попали сюда?
– Она заперла нас. – заговорили голоса. – Украла наши сердца, наши души, отобрала жизни; она оставила нас в темноте и забыла о нас.
– Бедняги! – ужаснулась Коралайн. – И давно вы здесь?
– Очень, очень долго, – ответил ей голос.
– Да. Неизмеримо долго, – добавил другой голос.
– Я ушел через дверь буфетной, – произнес тот, кто считал себя мальчиком. – И обнаружил, что снова оказался в гостиной. Но она меня ждала. Сказала, что она моя другая мама, с тех пор своей настоящей мамы я уже не видел.
– Беги! – зашептал самый первый голос, принадлежащий девочке, как вообразила себе Коралайн. – Беги пока в твоих легких еще есть воздух, пока кровь бежит по твоим венам, пока сердце не потеряло тепло! Беги, пока у тебя еще есть разум и душа.
– Не собираюсь я убегать! – сказала Коралайн. – У нее мои родители. И я пришла их вернуть.
– Ах, но она будет держать тебя здесь, пока дни не обратятся в прах, листья опадут, а годы пролетят с быстротой тиканья часов!
– Нет, не будет! – возразила Коралайн.
В зазеркальной комнате наступила тишина.
– Может статься, – сказал наконец голос в темноте, – если ты в силах отвоевать у карги своих папу и маму, то сумела бы вернуть и наши души.
– Она отняла их у вас?! – спросила шокированная Коралайн.
– Да. И спрятала.
– Вот почему мы не смогли уйти отсюда, когда умерли. Она держала нас и высасывала, пока от нас ничего не осталось, кроме пустых как змеиная кожа оболочек. Найди, где спрятаны наши сердца, юная леди.
– А что с вами будет, когда я их отыщу? – спросила Коралайн.
Голоса не ответили.
– И что она собирается сделать со мной? – добавила она.
Бледные фигуры слабо мерцали; можно было подумать, что они всего лишь остаточные образы, как сияние, которое остается в глазах от яркого света, когда его выключить.
– Она не сделает больно, – прошептал один из призрачных голосов.
– Она заберет у тебя жизнь и всё, что тебе дороже всего, и оставит от тебя лишь дымку, туман. Она заберет твою радость. И однажды ты проснешься, и поймешь, что твои душа и сердце исчезли. И ты станешь пустой шелухой, тихим шепотом, не сильней приснившегося сна или воспоминания о чем-то забытом.
– Пустотой, – зашептал третий голос, – Пустотой, пустотой, пустотой...
– Ты должна бежать, – едва слышно вздохнул призрак – Вот уж не думаю! – возразила Коралайн. – Я уже пыталась – не сработало. Она только забрала моих родителей. Вы можете рассказать, как отсюда выбраться?
– Если бы мы знали, мы бы уже рассказали тебе.
«Несчастные!» – подумала Коралайн. Она села, сняла свитер, и, свернув, положила вместо подушки. Потом сказала:
– Она не станет держать меня здесь вечно. Я ведь нужна ей, чтобы играть в игры. «Игры и развлечения», как сказал кот. Она всего лишь испытывает меня этой темнотой. – И Коралайн попыталась устроиться поудобнее, ворочаясь и сгибаясь в теснотище каморки за зеркалом. В желудке заурчало. Коралайн маленькими кусочками, растягивая как можно дольше, съела последнее яблоко. Голод не утих. И тут в голову ей пришла идея, и Коралайн зашептала:
– Почему бы вам троим не уйти отсюда вместе со мной, когда она придет выпускать меня?
– Если бы мы могли! – вздохнули призрачные голоса. – Но наши сердца в ее руках. И мы теперь обитатели тьмы и пустоты. Свет иссушит и сожжет нас.
– О! – только и сказала Коралайн. Она закрыла глаза, отчего темнота стала еще темней, положила голову на свернутый свитер и задремала. Ей показалось, что засыпая, она почувствовала поцелуй привидения на щеке и услышала призрачный детский голос, настолько слабый, что, может, его и не было вовсе, – мягкий бесплотный отголосок настоящего голоса, такой тихий, что, Коралайн почти решила, что просто придумала его себе.
– Смотри сквозь камень, – прошелестел призрак.

Другая мама выглядела здоровее, чем раньше: бледные щеки ее слегка зарумянились, а волосы извивались теперь, как ленивые змеи в жаркий день. Черные пуговицы-глаза казались заново отполированными.
Она шагнула сквозь зеркало с такой легкостью, словно оно было не тверже воды и посмотрела вниз, на Коралайн. Потом открыла дверь маленьким серебряным ключом и взяла Коралайн на руки, – совсем как брала настоящая мама, когда дочь была гораздо младше, – качая полусонного ребенка, словно младенца.
Другая мать отнесла Коралайн на кухню и очень нежно опустила на тумбочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29