на Кемаля ему наплевать. Досидеть бы спокойно, без потерь и ЧП, до конца срока, уехать на родину - и ничего больше не надо.
- Во как… - повторил он еще более вяло и набулькал в кружки разбавленный спирт. - Давай!
- Следующей ночью мимо нас пойдет караван, - начал говорить Арцыбашев после того, как они выпили. - Из Пакистана к Кемалю. Кроме оружия, там будут деньги. Два миллиона долларов за прошлогодний урожай мака. Охрана малочисленная. Они делают ставку на секретность. Да и время такое выбрали не случайно.
Студеный кивнул. На носу майские праздники, а вслед за ними, четвертого числа, День поминовения мучеников. Предполагается, что и русским, и Царандою с "аскерами"[2] в эти дни будет не до засад и сражений. Вполне можно проскочить, особенно если проводники поведут малоизвестными тропами.
- Источник надежный?
- Пока не подводил.
- Посмотрим… - Комбат достал карту, развернул ее прямо поверх жирных пятен, быстро сориентировался: - Говоришь, здесь? Ага! Знаю я эти места, приходилось бывать. Толково придумали, суки!
- За такие деньги можно и постараться.
До отправки в Афган ни Студеный, ни Арцыбашев американских денег не видели. Здесь кое-что через их руки прошло, но сумма с шестью нулями представлялась богатством неслыханным. Вызывала ассоциации со статьями из "Правды", бичующими вашингтонский империализм, и романами Чейза, иногда попадавшимися в журналах. Даже для Кемаля, являвшегося не последним лицом среди моджахедов, два миллиона были очень большими деньгами. Огромными! Скорее всего, они предназначены не ему одному.
Студеный продолжал водить пальцем по карте:
- Вот здесь… Ага! Точно, знаю я это место. Толково придумали. Но и мы не дураки! Ударим с вертушек, артиллерия обработает по квадратам. Мирных там нет, так что снаряды можно не жалеть…
- Нет.
- Что? - Студеный поднял голову от карты. Он действительно пока не понимал, что ему предлагают.
- Не годится с вертушек. И артиллерия не годится.
- Это еще почему?
- Деньги сгорят.
- Что?
- Там два миллиона. Забыл? От них один пепел останется. Так что не надо нам авиации. Не надо шуметь. Сработаем тихо.
Студеный долго молчал. Опять взялся за флягу, налил. Арцыбашев попросил дать запить, и комбат бухнул на стол полуторалитровую бутыль фанты. Только после того как кружки со спиртом были опорожнены, комбат тихо сказал:
- А ты знаешь, сколько ребят может погибнуть, если ставить засаду без всякой поддержки? Ты это считал?
- Знаю. Пойдут добровольцы. И я с ними пойду.
- Мало денег, так еще и героем стать хочешь?
- Не хочу. Мне денег хватит.
- И что ты, интересно, собираешься с ними делать?
- Перечислю в Фонд мира.
- За валюту у нас и вышку дать могут. Не забыл?
- Помню. Только вышку дают тем, кто попался. А я попадаться не собираюсь.
Студеный сидел, опустив голову. Левая рука, которой он придавил карту к столу, заметно дрожала. Чем дальше - тем больше. Под ладонью на бумаге проступало жирное пятно.
- Кемаль нас просчитает, как два пальца в рот сунуть. Это сейчас мы с ним спокойно живем. А тогда что начнется? Сколько еще пацанов потеряем?
- Послушай, - Арцыбашев скрестил руки на груди. - Мы получили информацию. Серьезную информацию. И должны действовать. Действовать, а не сидеть сиднем. Раскатать караван вертолетами - легче легкого. А если ошибка? Если там ни оружия, ни денег не будет? Как тогда объяснимся с начальством? Ты об этом подумал? Пойдут только те, кто сам согласится участвовать. При грамотной организации потерь можно вообще избежать. Я завтра днем сгоняю на рекогносцировку, прикину нос к ветру. Но и сейчас могу твердо сказать: место там для нас идеальное. Спрячемся так, что и шайтан не заметит. Подпустим поближе. И расшлепаем, как бог черепаху. А что касается денег. По-твоему, мы их не заслужили? По-твоему, их государству надо отдать? С какой это стати? Тебе сколько до пенсии? Если не дадут генерала, то через год будешь грядки окучивать. На триста рэ в месяц. Конечно, по сравнению с токарем это здорово. Но неужели нам ничего не должны за то, что в эту могилу загнали?
- Я сам напросился…
- И я сам! И я сам напросился. Потому что глупеньким был. В интернациональный долг верил. В сказку про коммунизм. А теперь… Да что я тебе говорю! Сам все давно понял. И еще… Помяни мое слово - в стране скоро все переменится. Так переменится, что чертям тошно станет. Уезжали мы из одной страны, а приедем в другую. Где никому на хрен не будем нужны. И я не удивлюсь, если тот же Кемаль, со своим Шах Масудом, нашим союзником станет!
- Ну, это уж ты загнул!
- Ничего не загнул! Ничего! Ты когда последний раз дома был? Видел, как наши ребята, которые инвалидами стали, мыкаются? Есть до них кому-нибудь дело? Да никому они не нужны! Так и говорят: "Мы вас туда не посылали!" А я не хочу, чтобы мне так говорили, если на мину нарвусь или пулю схвачу. Не хочу просить подаяния. И не хочу, чтоб жена моя с протянутой рукой у церкви сидела, если, тьфу-тьфу-тьфу, "груз 200" получит.
Студеный, вытянув из кармана клетчатый черно-белый платок, промокнул лоб, вытер щеки. Потянулся к фляге со спиртом, замер на полпути и развернулся в правую сторону, туда, где на стенке висела фотография сына. Мальчику было лет десять. Он стоял на зеленой лужайке, спрятав за спину руки, и напряженно улыбался фотографу. Казалось, что он стесняется съемки, терпит ее в силу необходимости и мечтает только о том, чтобы сбросить парадные рубашку и брюки и сбежать на футбольное поле.
- От тебя много не требуется, - заговорил после паузы Арцыбашев так, будто комбат уже со всем согласился. - Утвердишь план операции, который я подготовлю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13