Потом резко повернулся и сел на кровати. Человечка в бутылке не было.
3
Башляют сразу и много.
Котов невольно становится человеком,
который слишком много знает
Проспав до половины девятого вечера, Котов поднялся, вышел на кухню и жадно доел консервированную рыбу из банки, откусывая большими кусами булку и с треском в ушах прожёвывая. Теперь он тешил себя мыслями, что человечек в бутылке померещился ему во сне.
Пора было ехать. Котов побрился, уложил в сумку заметно не новый эстрадный костюм с блёстками, взял футляр с саксофоном и вышел из квартиры. Встреча была назначена у станции метро "Лесная".
О предстоящей халтуре договаривался, как обычно, Андрей Осипов барабанщик, который пригласил Котова в оркестр. В составе был ещё клавишник Вадик Лисовский (тоже старый знакомый), контрабас и тромбон.
Когда все собрались, Осипов начал объяснять смысл предстоящего мероприятия.
- Дело такое: башляют сразу и много. Народ будет серьёзный, возможно с валынами. Чем меньше задаём вопросов, тем дольше живём. В морду плюнут говорим "спасибо". Всё понятно?
Коллектив молчал.
- А может, не стоит? - неуверенно подал голос клавишник.
Котов проворчал: "Не стреляйте в пианиста"...
Осипов будто только ждал возражений.
- Не стоит? - повысил он голос. - А это мне нужно? А с долгами рассчитаться, а новые костюмы купить стоит или не стоит? Нас в этих скоро приглашать перестанут. А разбитый микрофон, а микшерский пульт?..
Коллектив молчал.
- Так разве кто-нибудь против? - бодро сказал Котов.
Как стало понятно, Осипов рассказал не всё. Музыкантам предстояло играть не в банкетном зале, не в кафе и даже не в загородном коттедже, а в бассейне. В огромном бассейне с десятиметровой вышкой и пустыми трибунами.
Здание оздоровительного центра принадлежало виновнику торжества, сухонькому улыбчивому старичку с хвостиком на затылке и всё замечающими глазками. По тому уважению и робости, с которыми говорили о нём присутствующие, называвшие его дядей Гошей, было понятно, что это очень не простой старичок.
Гости были в вечерних туалетах и сидели за пышно накрытыми столами, расставленными вокруг бассейна. Между столами сновали нанятые официанты, в плохой микрофон произносились тосты, и раскатистое невнятное эхо гуляло под высокими сводами.
Музыканты расставили инструменты на маленькой импровизированной сцене, переоделись в костюмы и стали ждать. Мужчина, представившийся распорядителем, сказал:
- Сидите пока здесь, на трибуне. Будьте готовы в любую минуту. Если что-то потребуется, махните официанту. Напиваться раньше времени не советую: тут есть люди, которые очень, очень нервные. Надо работать в полную силу. Приспичит в туалет, терпите до перерыва.
Чувствуя себя виновным и ответственным за происходящее, Осипов немедленно подозвал официанта. Через минуту на нижней лавочке трибуны, за бортиком, развернулась скатерть-самобранка. Все, кроме Котова, выпили для храбрости коньяку и закусили бутербродиками с икрой. Когда выпили по второй, и Котов снова проигнорировал, Лисовский поинтересовался:
- Котов, ты в порядке? Играть сможешь?
- Не понял, - с вызовом ответил Котов. - А что случилось?
Осипов и Лисовский переглянулись и пожали плечами.
Вскоре распорядитель сообщил, что обязательная торжественная часть закончилась и теперь, пока гости закусывают, можно поиграть что-нибудь спокойное, для фона. Пятидесятилетних, кое-где с проседью, музыкантов он называл ребятами, а они по привычке не обижались.
"Ребята" вышли на сценку, взяли инструменты и с отсчёта заиграли "Странников в пути" - медленную, комфортную тему из репертуара Фрэнка Синатры.
Гостям это понравилось: галдёж и женский смех зазвучали громче, активнее зазвякала посуда. Попурри из спокойных, переходящих из одной в другую мелодий продолжалось ещё с полчаса, лишь изредка прерываясь для произнесения необязательных, но глубоко прочувствованных каким-нибудь созревшим для этого гостем тостов. Котову запомнились только обрывки вроде того: "Дядя Гоша дал нам всё... ", "Больше, чем своего мужа..." и "Если хоть одна падла скажет про него плохо..."
Постепенно атмосфера праздника становилась всё более непринуждённой: сидящие за столами перекрикивали друг друга, несколько пар и один пьяный вышли танцевать на площадку перед оркестром.
Вскоре танцевала уже половина гостей, репертуар стал более знакомым и ритмичным, Лисовский запел. Музыкантам посыпались заказы, сопровождаемые щедрыми чаевыми. Подошёл распорядитель и сделал особый заказ.
- А сейчас, - провозгласил он в полной тишине, - любимая песня дяди Гоши!
Жующие сделали умилённые лица и отложили вилки. Над подёрнутой табачной дымкой гладью бассейна полилось нежное органное вступление "A Whiter Shade Of Pale".
"Он всёгда плачет, когда слушает эту песню", - предупредил распорядитель, и "ребята" старались как могли.
Дядя Гоша действительно прослезился, смахнул платком слезу и, когда музыка стихла, в возникшей на несколько секунд вежливой тишине похлопал в сухонькие ладошки. Выжидательно смотревшие на него гости развернулись к оркестру и шумно зааплодировали, выкрикивая "браво!"
Потом, в перерыве, распорядитель рассказал, как однажды дяде Гоше не понравилось исполнение песни, и он велел вырезать вокалисту гланды. И это почти случилось, и только заступничество одной дамы спасло несчастного, который после этого потрясения совсем уже никогда не мог петь.
Выслушав эту историю, Вадик Лисовский, хотя и обладал абсолютным слухом, во втором отделении сходу взял фальшивую ноту. Но это была уже другая песня и другая программа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146