Только как с
простудой справлюсь, в дом меня примешь! Еще мне не хватает, чтобы
банники ночью запарили. Волхв-волхвом, а поберечься стоит.
- Баня топится ужо, - ответил Севар. - Ну, коли сговорились,
задаток клади. За пять ден, не менее. А то, может статься, и нет у
тебя серебра вовсе.
Олег презрительно хмыкнул, перебросив с руки на руку тяжелый
кистень, полез опять развязывать сумку:
- Три монеты дам. За шесть дней. Не перекусывать же одну пополам?
- Тюки свои под навес перебрось, - повеселел мужик, пряча серебро
за пояс. - Бо дождь случиться может. Да и роса, что ни ночь, обильная
выпадает. Кабы не отсырели. Пойду дров в печь подкину. К сумеркам
проветрю, да можешь укладываться, коли Радша свечу принесет. Устал,
небось, за день?
- Дорога - она не спрашивает, - мрачно ответил ведун, вешая сумку
на плечо. - Устал ты, нет - ей без разницы. Гонит, и всё.
Тюки с запасной одеждой, дорожными припасами, посудой и кузнечным
инструментом он сложил под навес, а вот оружие и чересседельную сумку
с деньгами отнес в баню, кинул на пол и, закашлявшись, поскорее
выскочил наружу. Банька топилась вовсю - из широкого продыха над
дверью валил сизый дым.
Середин проверил коней - подбросил сена, наполнил бадейку доверху.
Поговорил с гнедой, ткнувшейся мордой в плечо, отер ее и чалого шкуры
пучком сухой травы, подобранной возле крыльца.
Потихоньку вечерело. Сразу стало заметно, что зима, в общем-то,
отступила совсем недавно: холодок стал пробираться под налатник и
рубаху, изо рта вырывались клубы пара. Олег - чего уже давно не
случалось - застучал зубами, опять закашлялся, плюнул на всё и пошел в
баню.
В очаге под медным котлом еще горела краснотой россыпь углей, но
дыма от них почти не было, и ведун решительно закрыл доской продых над
дверью, развернул медвежью шкуру, расстелил на нижней полке, сел было
сверху - и тут же с руганью вскочил:
- Мокрая, зар-раза!
Он вздохнул, перекинул шкуру выше, чтобы сохла, разделся и
разложил сверху остальную свою одежду - тоже ведь влажная. Несмотря па
раскаленную печь, голому в бане ему показалось зябко. Олег достал и
натянул на ноги меховые штаны, на плечи накинул налатник. Простер руки
над очагом.
- Никак, мерзнешь?
От неожиданности ведун чуть не подпрыгнул, как потревоженная
кошка, резко развернулся, облегченно перевел дух:
- Это ты, волхв?
- Не пугайся, коли так пронимает. - Старик поставил на печь
небольшой оловянный котелок. - Места здешние таковы, всякая нежить во
три-десять раз сильнее, духи в сорок раз вреднее.
- С чего это?.. - собрался было расспросить ведун, но его опять
задушил кашель.
- Наверх тебе надобно, в самый жар, - покачал головой волхв. -
Марьянки жара не любят, убегают. И пара горячего не любят. Потерпи,
пугнем их маленько.
- Дым наверху, - поморщился Олег. - Першит.
- Тебя першит, их прочь гонит...
Радша достал из рукава толстую бурую свечу, поднес к углям,
запалил, повернулся к двери, дунул. Свеча погасла, но длинный тонкий
дымок потянулся в угол. Волхв зажег ее снова, потушил в сторону
противоположной стены, опять зажег... Только в пятый раз запалив
огонек, поставил свечу на пол:
- Гляди, не опрокинь. Пока огонек тлеет, нежити сюда входа нет. И
не поднимай. Задохнется в пару свеча.
- Я сильно париться не собираюсь, - ответил Середин. - Мне бы
выспаться с дороги.
- Успеешь еще бока отлежать. - Волхв кинул в котелок один из
камушков, что были в очаге, плеснул из большого котла воды.
Послышалось шипение, вверх поднялся столб пара. - Ты, мил человек,
давай налатник свой на голову накинь, да над репой пареной жаром
подыши. Духи лихоманок всяких страсть этого не любят. Может статься, и
убегут. Ворожить ныне не с руки. Тяжко ночью супротив Чернобога
колдовать, его время.
Вздохнув, Олег склонился над обжигающим лицо и легкие котелком.
Тут же вспомнилась мама, что в детстве точно так же выгоняла из него
простуду. Вот так, бегут века. То лихоманки, духи и марьянки человека
донимают, то чахотка, то ОРЗ. А гонят их все одинаково: горячим паром,
да накинув полотенце на голову.
- Как остынет, на камни воды плесни, да наверх забирайся, на шкуру
свою, - прозвучал совсем рядом совет волхва. - А я поутру приду
проведать.
Кашель ведуна действительно отпустил. Посидев под налатником минут
пять, Олег выбрался, выплеснул воду из котелка на камни, достал
сладкую распаренную репу, запустил в нее зубы и полез на верхний
полок. Шкура, конечно, мокрая - но уже горячая, не хуже репы. Печь
раскалена, что кузнечный горн. Так что замерзнуть ему до утра не
грозит. Хоть и не княжеские палаты, а жить можно...
Заснул Середин чуть ли не мгновенно - сказался тяжелый долгий
день. Но вместо отдыха он ухнулся в какую-то кроваво-красную кашу, в
которой, как в бочке с вязким медом, бился до самого рассвета и
пробуждение воспринял как радость. Но не надолго: при первом же
движении голову пронзила резкая боль, глаза почти не открывались -
похоже, опухли; грудь словно стянуло раскаленным обручем, а руки и
ноги - залило неподъемным свинцом.
- Электрическая сила... - простонал ведун, пытаясь подняться, но
после короткой борьбы с собственным телом решил взять передышку и
немного полежать. Всё едино половодье, спешить некуда. Можно и
отдохнуть.
Олег прикрыл глаза и снова заснул. А скорее - впал в беспамятство,
потому как совершенно не замечал происходящего вокруг, пока не
закашлялся от едкого дыма, заползающего в легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15