В столице Франции тоже существуют коммуналки, только их там называют “коммунами”. Объединяются несколько студентов и снимают квартиру. Арендную плату раскладывают на всех и живут в свое удовольствие: дешево и весело. В молодости даже приятно не спать до утра, а всякие мелочи, типа занятой соседом не вовремя ванной, совсем не тяготят. Впрочем, существуют и семейные общежития. Чаще всего там обитают хиппи или люди, объединенные религией, – буддисты, кришнаиты.
От московских коммуналок эти поселения отличает только одна, зато глобально принципиальная, вещь. Семьи никто не селил вместе насильно. Они сами решили вести совместное хозяйство и в любой момент могут, собрав вещи, детей и домашних животных, съехать в другое место. Поэтому в коммунах редко возникают ссоры на бытовой почве. Там не ругаются, кому мыть туалет или коридор, не подсыпают друг другу соль в суп и не обижают чужих детей. Там кипят страсти по иным поводам. Ну, к примеру, кто главнее, Будда или Христос? Стоит ли употреблять наркотики, и как избавить мир от СПИДа.
В парижской коммуне жить забавно, в московской коммуналке жутко. И чаще всего люди, понимая, что от ненавистных соседей никогда не избавиться, пускаются во все тяжкие, портя жизнь окружающим. Каких только “приколов” не рассказывали мне в свое время подружки, вынужденные делить кухню с другими бабами! Поверьте мне, вынутая из западни и засунутая в сахарницу к соседям мышь не самая омерзительная затея. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что в некоторых коммуналках устанавливаются семейные отношения, но это, скорей, редкое исключение.
Значит, Надя Колпакова тоже из несчастных, вынужденных мыть места общественного пользования по графику. Я добралась до второй квартиры и вздохнула. Нет, Колпакова живет одна.
Створки были обиты элегантной темно-вишневой кожей, а ручка осталась бронзовая, явно старинная, очень подходящая по стилю к чугунным перилам и ажурным прутьям.
На звонок никто не отвечал. Все ясно, Надежда на работе.
Я вздохнула и, сев на подоконник, принялась рыться в сумочке, разыскивая сигареты. Удивительное дело, какого бы размера ни купила я ридикюль, вещи мигом пропадают в нем, как в черной дыре. Звонящий телефон ищу бесконечно, а когда наконец его вытаскиваю, он, как правило, уже молчит. Теперь, пожалуйста, куда-то подевались “Голуаз”. Курить хотелось смертельно, чтобы ускорить процесс поисков, я вытряхнула содержимое сумки на широкий подоконник и увидела связку ключей погибшей. На колечке болтались длинная узкая палочка с зазубринками и толстый “английский” ключик. Имелся и брелок, большая цифра 2.
Неожиданно в моем мозгу что-то щелкнуло, я сгребла вещи в сумочку, подошла к двери и ткнула палочкой со штырьками в небольшое круглое отверстие. Через пару секунд она открылась, и я вошла в темноватое помещение.
Пахло тут, как в оранжевых “Жигулях”, сладкими духами, явно дорогими, но мне не знакомыми. Я осторожно нажала на выключатель, под потолком вспыхнула большая старинная люстра с колпачками из синего стекла. Мрачно, но стильно. Так же необычна, но очень элегантна оказалась и вся обстановка.
Вопреки ожиданиям тут было только три комнаты, правда, большие, просторные, в каждой имелось по два окна. Уже через десять минут стало ясно: Надя Колпакова обитает одна. В ванной, в стаканчике тосковала единственная щетка, на крючке висел розовый махровый халатик, а полочка под зеркалом была забита исключительно косметикой. Никаких лосьонов после бритья и мужских дезодорантов, никаких детских вещей и игрушек.
На огромной кухне в шкафчике стояли крохотные, почти кукольные кастрюльки, и я окончательно убедилась: Надя живет, вернее, жила одна. Имеющая семью женщина купит себе под суп трехлитровую “тару”.
Я была почти уверена: это Надежду нашли в железном шкафчике. Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение, но оно превратилось в уверенность, когда в спальне, на тумбочке возле шикарной кровати из красного дерева, я обнаружила пакет с фотографиями, явно недавно принесенными из “Кодака”.
На первом снимке улыбалась миловидная блондинка с голубыми глазами. И это была та самая несчастная, найденная в неестественной позе в раздевалке книжного магазина. Я не видела лица убитой, но хорошо запомнила одежду: ярко-зеленый пиджачок и брючки цвета солдатской гимнастерки. Приветливо смотрящая в объектив девушка была одета именно таким образом.
Я села на кровать и уставилась на фото. Вот оно как! Погибшую звали Надя Колпакова. А при чем тут паспорт на имя Дарьи Ивановны Васильевой?
Не успела я поразмышлять на эту тему, как раздался резкий звонок. На тумбочке подпрыгивал телефон. Совершенно забыв, что нахожусь в чужом доме, я моментально схватила трубку.
– Алло.
– Надька, – затарахтел высокий голос, – ну ты, блин, даешь, заболела, что ли?
– Да, – на всякий случай осторожно сказала я, – простудилась!
– Эй, Надька, это ты? – настороженно спросил, о сопрано. – Что у тебя с голосом?
Я быстро зажала пальцами нос и прогундосила:
– Что, что, насморк, а это кто?
– Я, не узнала?
– Нет.
– Ну ты даешь!
– Извини, только мне уши заложило от простуды, кто это?
– Дина.
– А-а-а, – протянула я, – привет, как дела?
– Совсем обалдела, – проревела собеседница, – я жду тебя с самого утра! Если передумала нам деньги давать, так и скажи, нечего из меня кретинку делать!
– Да нет, поделюсь с удовольствием. – Я решила не упускать возможности познакомиться с подругой Нади. – Извини, заболела, вот и не пришла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90