Папа считал стыдным взять себе лучшее, вот почему мы на первом этаже оказались. Уж мама его пилила, пилила. Ну да это не интересно. Въехали родители сюда в сорок восьмом, меня еще и в помине не было. Поселились вчетвером: отец, мать и две бабушки – теща со свекровью.
Я вздохнула. Представляю, каково пришлось несчастному директору завода. Коктейль из двух престарелых родственниц, причем каждая небось считала себя самой больной, это будет похуже домашних крокодилов.
– Потом, – продолжала Тоня, – родилась моя сестра Нина, следом я. Никаких Васильевых тут в помине не существовало. Папа и мама были Рощины, одна бабушка, соответственно, тоже Рощина, другая Миловидова. Сестра, когда замуж вышла, стала Некрасовой, а я Каблуковой. Тут только мы были прописаны, никого другого. Жилплощадь никогда не меняли. Родители умерли, сестра к мужу перебралась, у них дом в пригороде. А тут нас трое осталось. Я, Анька и Сергей, мой муж. Представляете, как неприятно!
– А паспортистка что говорит?
– Так ничего, – завозмущалась Тоня, – она тут сорок лет работает, всех знает прям наизусть. Нормальная тетка, честная. Когда она позвонила, я на нее налетела с воплем, а та в рыдания кинулась.
Поняв, в чем ее обвиняют, несчастная паспортистка велела Тоне:
– Иди немедленно в домоуправление.
Разгневанная до предела Каблукова понеслась прямо в домашних тапках, благо бежать было недалеко, в соседнюю дверь.
Увидав красную от злости Тоню, паспортистка вновь залилась слезами и показала ей документы. В бумагах царил полнейший порядок, никакой Дарьи Ивановны Васильевой там и духа не было.
– Нет, ты смотри внимательно, – рыдала пожилая женщина, – мне глупые слухи в доме не нужны.
– Ладно, – поморщилась слегка успокоившаяся Тоня, – хватит сырость разводить.

ГЛАВА 4

В Ложкино я прибыла около одиннадцати и мигом кинулась звонить Витьке. Но у него дома трубку не снимали. Я набрала рабочий номер.
– Ремизов! – рявкнули из трубки.
– Витенька, – завела я, – этот труп, то есть женщина, ну Дарья Ивановна, она с фальшивой пропиской и…
– Откуда ты знаешь? – сердито прервал меня Витька.
– Ездила сегодня туда!
– Вот что, дорогуша, – взвизгнул он, – заруби себе на носу, я не Дегтярев!
– Знаю, – слегка растерявшись, ответила я, – вы совершенно не похожи. Александр Михайлович толстый, ты тощий, полковник лысый, а у тебя кудри.
– Главное наше отличие в другом, – перебил мои речи Ремизов. – Дегтяревым ты вертишь, как хочешь. Он с тобой ничего поделать не может, а со мной подобный номер не пройдет, ясненько?
– Но…
– Имей в виду, – несся дальше на струе злобы Витька, – я тебя к расследованию на пушечный выстрел не подпущу! От вас, мадам, одни неприятности!
– Но…
– И Женьку строго-настрого предупрежу, что тебе запрещено что-либо рассказывать, и Тане, знаю, знаю, ты щенка ей от Хуча подарила, и теперь наша секретарша за тебя горой. Все! Торгуй книгами! Хотя, лучше бы ты просто сидела дома и читала детективы! Меньше неприятностей всем! Не успела на работу выйти, и готово – жмурика обнаружила!
– Витя…
– Отвяжись, – рявкнул Ремизов, – дел полно! Мне за зарплату работать надо, не то что некоторым, которые не знают, куда доллары девать, и от скуки везде лезут.
Он швырнул трубку. Я уставилась на телефон. Я совершенно не собиралась заниматься никакими расследованиями, просто хотела рассказать ему про сумочку. Но теперь, естественно, не скажу ни слова. Потом я почувствовала, как вся наполняюсь гневом. И этого человека я считала одним из своих друзей? Он приезжал к нам в Ложкино, и повариха Катя специально пекла ради такого случая кулебяку с капустой? А наши собаки бежали к Ремизову со всех лап, чтобы прижаться к дорогому гостю? Да что там собаки! Наши псы дружелюбны до идиотизма и оближут каждого, кто появится на пороге. Но даже кошки выбирались из укрытий и вспрыгивали к Витьке на колени… Даже Аркадий выходил из своего кабинета и угощал омерзительного Ремизова великолепным коньяком. А мой сын – это не собака и не кошка, он ни за что не высунется в коридор, если человек, пришедший в дом, ему неприятен.
Дойдя до точки кипения, я вновь ухватила телефон и набрала номер Витьки.
– Круглосуточная стоматологическая помощь, – ответила женщина.
Обозлившись еще больше, я потыкала пальцем в кнопки.
– Вы позвонили в квартиру Леоновых, – завел гнусавый голос, – к сожалению, сейчас никто не может…
Трясясь от негодования, я предприняла третью попытку.
– Ремизов, – рявкнуло в ухо.
– Виктор Афанасьевич, – прошипела я, чувствуя, что горячая злоба плещется в горле, – многоуважаемый Виктор Афанасьевич…
– Даша, – устало сказал Витька, – завтра приеду к вам, и поговорим…
– Ну уж нет, Виктор Афанасьевич, – гаркнула я так, что стоящие на столе коньячные рюмки тоненько зазвенели, – я вас к себе более не приглашаю! Никогда!
– Даша…
– Знаете, в чем состоит ваше основное отличие от полковника? – прошипела я, прерывая гадкого парня на полуслове. – Дегтярев умный, а вы дурак! И никогда вам не раскрыть этого дела о трупе в шкафу!
Может, Витька и хотел что-то возразить, но я быстренько швырнула трубку. Потом, слегка успокоившись, подошла к окну и, отодвинув занавеску, стала смотреть, как под ярким светом фонаря крутится веселый рой снежинок. Вдруг в ногу что-то ткнулось. Я наклонилась и подняла мопса Хуча, сопящего от восторга.
– Ну и растолстел ты, братец! А все потому, что ешь не два раза в день, как положено комнатной собачке, а шесть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90