- Видите ли, я живу рядом в коттеджном поселке…
Услыхав про Ложкино, дама вновь расцвела и стала еще более любезной, чем вначале.
- Бар работает с пяти.
- Нет, нет, - снова возразила я, - дело в том, что я стояла в магазине, бросила перчатки и сумку на столик, а когда взяла их, оказалось, что не мои. Продавщица говорит, другая покупательница спутала и прихватила вместо своих И как будто ваша постоялица. Такая черноволосая, черноглазая, лет тридцати…
- Наверное, Нина Вагановна Сундукян, - сообщила дежурная. - Она комнатку в даче занимает.
- Где? - не поняла я.
- Завернете за корпус и по дорожке до забора, - пояснила дама, - там домик увидите, деревянный. Странно, конечно…
- Что?
- У нас там зимой, как правило, не живут. Да и летом с трудом соглашаются, только когда в основном корпусе народу полно. В даче удобств нету, туалет в коридоре… Когда Сундукян приехала, я ей предложила поселиться здесь на втором этаже. Чудесная комната, с балконом и альковом… А она: «Нет, хочу туда, где людей поменьше». Я ей объясняю - зима, не сезон, в корпусе от силы десять человек живет. Нет, уперлась, и все - хочу жить в изоляции. Мне-то что, бегай в душ по морозу, ежели капризничаешь. Только другие писатели такой хай поднимают, когда их в эту сараюшку селишь, а эта сама напросилась.
- Часто она приезжает?
- В первый раз, - сказала администратор, - и, надеюсь, в последний.
- Отчего так?
Скучающая дежурная вытащила пачку сигарет. Она откровенно радовалась возможности посплетничать с посторонним человеком.
- Люди к нам прибывают воспитанные, в основном пожилые. Молодым скучно, - откровенничала дама, - ни бассейна, ни дискотеки, ни концертов. Да и кормят, честно говоря, не ахти, невкусно. Только члены Союза писателей и их родственники едут сюда за полцены, скидкой пользуются. Вот и сплавляют к нам дедушек да бабушек. А что им тут делать? Только одно название, Дом творчества. Тут давно никто не творит. Гуляют, болтают. Основное развлечение: завтрак, обед и ужин. Тогда уж все в сборе, напомаженные, в ожерельях. По часу за столами просиживают, все воспоминаниями делятся. Да и понятно, иначе от скуки помрешь. А Нина Вагановна всегда приходила последней. К завтраку и обеду вообще не показывалась, ужин поспешно проглотит - и в дачку. Целыми днями взаперти сидела. Я ее один раз вежливо так спросила: «Не скучно вам одной? Могу переселить в корпус». А она как рявкнет: «Что вы ко мне лезете? Деньги за отдых заплатила и хочу провести время спокойно, отвяжитесь!»
На редкость неприятная особа. Так что не удивляйтесь, если вам перчаточки в лицо швырнет.
Дача и впрямь стояла особняком. Низенькое деревянное здание с облупившейся краской. Внутри опять красные дорожки и несколько дверей, выходящих в коридор. Все, кроме самой последней, заперты.
Номер удивлял убожеством. Старая кровать с поцарапанными деревянными спинками, кресло, обивка которого знавала лучшие времена, солдатская тумбочка и узенький, почти совершенно лысый коврик. У окошка пристроился двухтумбовый письменный стол. Когда-то полированную столешницу покрывали круглые белые пятна. Очевидно, постояльцы ставили на стол горячие чашки с чаем. Паркет явно требовал циклевки, и занавески больше всего походили на старые тряпки… В моем представлении литераторы должны жить уютно и комфортабельно. Крохотный холодильник «Морозко» и допотопный черно-белый «Рубин» довершали картину.
Я подошла к узенькой дверке стенного шкафа и заглянула внутрь - ничего, только вешалки. На аккуратно застеленной кровати не лежит ночная рубашка, на тумбочке нет книг или лекарств и вообще никаких предметов. Лишь на подоконнике сиротливо валяется пластмассовая расческа. Между зубьями застряло несколько длинных волнистых черных волосков. Похоже, погибшая женщина и впрямь Сундукян. Только где же ее багаж?
Глава 3
Администраторша, очевидно, из окна увидела, как я бреду назад, и, приоткрыв дверь, крикнула:
- Ох, простите, ввела вас в заблуждение.
Я подошла поближе.
- Вот Софья Емельяновна, вчера дежурила, - тарахтела дама, впуская меня в холл, - говорит, Сундукян после завтрака уехала.
- Точно, - подтвердила другая женщина, полноватая, закутанная в клетчатый платок, - взяла и так внезапно заявила: «Вот ключи, уезжаю». Я и в книге отметила.
- Ну очень странно, - всплеснула руками администраторша, - заплатила за целый месяц…
- Не поймешь этих писателей, - фыркнула Софья Емельяновна, - семь пятниц на неделе - села в машину - и привет!
- Как в машину? - изумилась я.
- А чего тут особенного, - сказала Софья Емельяновна, - за ней мужчина приехал утром, муж, наверное. Сумочку дорожную в багажник сунул. Она, видно, заболела.
- Почему вы так думаете?
- Бледная была, как смерть, точно заболела. Супруг ее так аккуратненько, под локоток, в салон усаживает, а она руку как вырвет: «Не тронь меня, Николай!» Да с такой злостью сказала. Муж такой внимательный, улыбчивый, он даже саквояж придурочный выронил.
- Саквояж придурочный?
- А то нет, - засмеялась Софья Емельяновна, - взрослая женщина, а прибыла с ярко-красной сумкой. Повсюду «Диснейленд» написано и морды этих утят, собачат и гномиков. Кто же подобное покупает? Одно слово, писательница!
- Дайте ее адрес и телефон.
- У нас нет, - ответила администраторша, - обратитесь в Литфонд на улице Усиевича, там узнаете.
Спрятав в карман бумажку с адресом Литфонда, я пошла домой.
Уже открыв ворота, поняла, что происходит что-то неладное. Во дворе, возле входной двери, примостился грузовик. Несколько рабочих вытаскивали из него мебель. Я похолодела и на негнущихся ногах протиснулась в холл. Оставалась робкая надежда на то, что Ольга временно свихнулась и решила купить еще парочку диванов, кресел и стульев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16