Александр Михайлович, обладатель черного «Запорожца», безнадежно отстал, он не слишком уверенно чувствует себя за баранкой. Зайка молча рулила по Ново-Рижской трассе.
Я сидела около нее, зевая и борясь со сном.
Вдруг Зая притормозила.
- Ты чего? - очнулась я.
- Меня тошнит, - пробормотала она и рванулась из машины.
В ту же секунду я почувствовала резь в желудке, потом к горлу подступило что-то мутное, тяжелое. Пришлось бежать за Зайкой.
Минут через десять мы кое-как пришли в себя, умылись, поливая друг другу на руки воду из бутылки, утерлись бумажными носовыми платками и вернулись в машину.
- Интересное дело, - пробормотала Ольга, - с чего это нас прихватило?
- Не знаю, - прошептала я, чувствуя, как к горлу снова подкатывает что-то отвратительное.
Зайка глянула на меня, я на нее, и в ту же секунду мы снова понеслись к канаве. Если честно, давно мне не было столь плохо. Голова кружилась, ноги дрожали, по спине тек холодный пот, в желудке ворочался раскаленный еж с торчащими в разные стороны иглами.
- Боже, - простонала Зайка, рухнув на сиденье, - умираю!
У меня было то же ощущение. В сумочке ожил мобильный.
- Мусик, - заорала Маня, - вы где?
- Еще на Новой Риге, - прошептала я, - на тридцать пятом километре.
- Что случилось, вы сломались?
- Да, - еле слышно ответила я и навалилась на Зайку.
Она откинулась в кресле и попыталась натянуть на себя плед, которым мы укрываем в машине Банди.
- Холодно мне, холодно, - лепетала она, - прямо трясет всю.
Меня тоже начал колотить озноб, и я решила включить печку, но вместо рычажка обогревателя ткнула пальцем в радио. «Это любовь, - понеслось из динамика, - что без денег делает тебя богатым, это любовь, о которой в книжках ты читал когда-то».
- Выключи, - прохрипела Зайка, - умоляю.
Но я не смогла пошевелить рукой, пальцы весили по сто кило каждый.
- Дай пакет, - еле слышно попросила Зайка, - из бардачка вынь.
- Не могу.
- Меня тошнит, скорей, дай.
- Не могу.
- Сейчас салон испачкаю.
- Ерунда.
Зайка попыталась наклониться и не сумела. Я в полном отчаянии поняла, что не могу ей помочь, меня словно парализовало. Перед глазами затряслась мелкая черная сетка, в ушах тоненько-тоненько запели комары. Последнее, что я увидела, перед тем как потерять сознание, было лицо Александра Михайловича с широко раскрытым ртом.
Полковник рванул дверцы машины, Зая стала падать к его ногам, и тут свет померк.
Глава 3
Очнулась я в больнице, в Институте Склифосовского, в двухместной палате. На второй койке лежала синяя Зайка, рядом с ней стояла капельница. Впрочем, от моей руки тоже тянулась резиновая трубка к штативу с бутылкой.
- Эй, - достаточно бодро сказала Ольга, - ты как?
- Пока не пойму, - ответила я, - голова кружится.
- А у меня уже нет, - сообщила она.
- Что с нами приключилось?
- Мы отравились, - ответила она, - скорей всего, тортом. Наверное, взбитые сливки были несвежими.
- Господи, - простонала я, - мне дико плохо! Разве так бывает при отравлении?
- Еще скажи спасибо, что Александр Михайлович мигом вызвал «Скорую», - вздохнула Ольга, - пролежи мы там часок-другой, могли бы и умереть!
Я испугалась:
- Да ну!
- Запросто, - «успокоила» меня Зайка, - нам просто повезло, что Дегтярев ездит со скоростью сорок километров в час, он увидел нашу машину и мигом сориентировался.
- Муся, - завопила Маня, врываясь в палату, - ты такая страшная!
Зайка фыркнула и отвернулась к стенке.
- Как ты себя чувствуешь? - спросила я.
Маруська радостно ответила:
- Нормально!
- Но ты же тоже ела торт!
- И ничего, - бодро констатировала Манюня, - ни я, ни Кеша, ни Дегтярев не заболели.
Ну в отношении мужчин ничего удивительного, ни тот, ни другой не любят сладкое и едва прикоснулись к кремово-бисквитному безумию. Но Машка! Она на моих глазах без всяких угрызений совести и стонов по поводу калорийности продукта схавала треть тортика.
- Зараза к заразе не пристает, - ожила Зайка, - тебя, Маня, ничто не берет!
- Так бывает, - принялась отбиваться девочка, - нам тут доктор объяснил, случается порой: оба ели творог, так один умер, а второй даже не чихнул, просто краешек испорченный был. Мне достался кусок со свежими сливками, а вам с тухлыми. Скажите спасибо, что живы остались, вот…
И она осеклась.
- Что «вот»? - насторожилась я, чувствуя, как к спине снова подкрадывается озноб. - Ты о чем?
- Ерунда, - слишком быстро и весело затарахтела Манюня, - просто я имела в виду, хорошо, что вы не умерли…
- Маня, - велела Зайка, - а ну говори, что стряслось.
- Ничего!
- Не ври.
- Ей-богу.
- Лжешь!
Маруська покраснела.
- Ну… Андрюша... дядя Андрей.
- Что с ним? - подскочила я.
- Того…
- Чего?
- Того самого…
- Марья, - обозлилась Ольга, - а ну хватит кота за хвост тянуть. Что с Литвинским?
- Он умер, - брякнула девочка.
- Как? - заорали мы.
- Отравился, - со вздохом пояснила она, - как и вы, тортом Только Вика сразу не поняла, в чем дело, решила - сердечный приступ, дала ему нитроглицерин, уложила в кровать, ну а когда Андрюше совсем плохо стало, вызвала «Скорую». Но машина застряла на МКАД, там авария приключилась, вот она и задержалась, приехала поздно, Андрюша уже умер.
- Не может быть, - прошептала я, - не может быть.
Машка удрученно замолчала.
- Как же так? - пролепетала Зайка. - Как - умер?
Манюня зашмыгала носом, и тут в палату вошел молодой, очень серьезный доктор и приказал:
- Посторонних прошу удалиться, у нас тихий час.
- Это моя дочь, - сказала я.
- Все равно посторонняя, - не дрогнул врач, - завтра поболтаете.
Через неделю нам с Зайкой стало совсем хорошо, и Кеша привез нас в Ложкино.
- Одно радует, - констатировала Зайка, оглядывая себя в большом зеркале, которое украшает холл в Ложкине, - я наконец-то потеряла те три кило, которые мешали мне жить спокойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14