Мальчика разморило, он начал уставать.
В это время показался старинный автомобиль с брезентовым верхом. Из него выскочил Колесничук. Теперь он совсем не был похож на того застенчивого, неловкого командировочного, который привозил в Москву годовые отчеты и синенькие. Это был совсем другой человек: во всем полотняном, в сандалиях, малиновый от раннего загара, размашистый, он скорее походил на капитана, чем на бухгалтера.
- Что ж ты нас не встретил на аэродроме, старая собака! - блестя глазами, сказал Петр Васильевич, поглаживая Колесничука по широкой спине.
- Да, понимаешь, машина подвела. Обратил внимание на мою машину? - не без гордости сказал Колесничук. - Ее продали на лом, а мы ее сами со Святославом восстановили. Как тебе нравится? Кадиллак!
- Кадиллак из Кобеляк, - сказал Петр Васильевич.
- Остряк-самоучка! - ответил Колесничук. - Святослав, разворачивай машину, бери к себе хлопчика!
И Петя очутился рядом с шофером Святославом, высокомерным молодым человеком в спортивных тапочках и лиловой футболке. Дребезжа, машина поскакала в город. Иногда Пете казалось, что она даже брыкается. Но недаром Колесничук представил Святослава мировым водителем, лучшим шофером-механиком Одесской области. С выражением непреклонной воли и ледяного спокойствия Святослав обуздывал строптивую машину, не давая ей безобразничать.
Наконец въехали в город, в кружевной тени акаций со звоном прокатился вагончик трамвая, из окон и с площадки которого торчал целый лес длинных канареечно-желтых бамбуковых удочек.
На пароконной платформе с откидными бортами провезли лед. Длинные мокрые бруски льда с концами, подтаявшими в виде воронок, гремели и прыгали по доскам. Один брус льда соскользнул на гранитную мостовую, рассыпая вокруг себя капли воды, яркие, как брильянты. Сноп сухих солнечных лучей ударил в глаза откуда-то из самой глубины ледяного бруска.
Петя зажмурился и вдруг с особенной остротой почувствовал всю новизну этого знойного, южного полдня в незнакомом городе, где-то на краю света, в соседстве с близким, но еще не виданным морем.
И вдруг вся душа его вздрогнула, когда на одном из поворотов какого-то беспокойно-длинного бульвара, среди сияющих в пыльной зелени санаториев с фонтанами, мраморными статуями и полосатыми пижамами отдыхающих, он увидел внезапно море.
Оно было так близко, что до него, казалось, легко можно добросить камень. Оно резко синело в конце переулка, между двумя потемневшими ракушниковыми заборами, утыканными сверху осколками бутылочного стекла.
Дочерна пыльная масса дикого винограда переваливалась через ограды, до земли висела своим тяжелым руном.
Таков был переулок. Море запирало его поперек своими синими воротами, превращая в тупик.
Машина последний раз прыгнула и остановилась.
- Приехали!
Они вылезли из машины и пошли по переулку. Море расширялось, отступало.
Петя увидел внизу берег.
Между краем обрыва и берегом лежало пространство, беспорядочно поросшее бурьяном и кустами одичавшей сирени. Оно явственно хранило следы многочисленных старых и новых оползней. Подмываемый подпочвенными водами, берег сползал в море террасами.
На одной из них виднелись остатки гипсовой балюстрады с почерневшими балясинами, нанизанными на старые железные прутья. Лежала свалившаяся набок декоративная ваза, рядом с ней росла старая туя.
Петя не увидел во всем этом ничего, кроме довольно скучной, хотя и живописной картины оползней.
Но Петр Васильевич вдруг остановился, пораженный тенью какого-то давнего воспоминания. Что здесь когда-то было: маленький Гаврила Черноиваненко и маленькая Мотя, осторожно положившая руку на плечо Петра Васильевича - тогда маленького Пети, - и парус дедушкиной шаланды, увозившей матроса в чужие края - легкий и воздушный, как чайка; или, может, было совсем-совсем другое: небо, осыпанное звездами, и девушка с лицом того неопределенного слепого, белого цвета, какого бывают летней ночью цветы садового табака.
- Старина, очнись!
Петр Васильевич вздрогнул и очнулся.
- Давай вниз, - сказал Колесничук. - Бегать не разучился?
И они оба ринулись вниз по пересеченному пространству побережья.
Петя бежал перед ними, перепрыгивая через трещины оползней.
- А где же Гаврик? - спросил Бачей.
- Он, оказывается, на десять дней выехал по срочному заданию в район.
- Жаль.
- Ничего. У нас впереди много времени. Еще, как говорится, побачитесь.
- А как у него вообще...
- В полном порядке.
- Ну, слава богу. Постарел?
- В нашем возрасте уже, братец, не молодеют.
Из-под их ног поднималась пыль: местами коричневая, глинистая, местами черная, земляная.
Колесничук остановился и великолепным жестом простер руку вперед.
Петр Васильевич улыбнулся. Как и следовало ожидать, "вилла" Колесничука, о которой он иногда вскользь упоминал во время своих приездов в Москву, оказалась довольно нелепым доморощенным строением, сооруженным без всякого плана из случайного материала.
Стены были сложены отчасти из старого кирпича, добытого из уцелевших фундаментов дач, разрушенных оползнями, отчасти из ракушечника. Вместо извести камни и кирпичи были скреплены зеленой морской глиной. На крышу пошли ржавые листы кровельного железа, старая черепица, куски толя, ящичной фанеры. Сверху для прочности лежали морские камни. Имелась открытая терраса, до самого верха поросшая вьюном, унизанным "граммофончиками" крупных синих цветов с розово-аметистовой серединой.
Петя увидел прислоненные к стене красные весла и руль дощатой шаланды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20