Вторжение ее было неожиданным... И Вася мог бы вести себя, как женщина, которую в утренний час застали врасплох -- неприбранной и не в том наряде, в каком ей бы хотелось предстать. Но Вася уверенно регулировал движение событий и никаких метаний не допускал. Все шло по порядку. Пока на кухне готовился ужин, Соня сыграла "Вечернюю серенаду" Шуберта и еще что-то классическое, но незнакомое Кате.
Затем Анастасия Петровна пригласила к столу. Катя не без радости сосредоточилась на том, что жена у Васи была покорной, но блеклой женщиной. И на том, что Соня играла по-ученически жестко: пальцы ее сгибались под прямым углом, а не эластично плыли по клавишам.
Соня была похожа на Васю. Кате тоже достались мужские черты: она, минуя маму, с годами все больше походила на дедушку. Правда, говорили, что она унаследовала и дедушкино обаяние, которое было не мужским и не женским, а, по словам Васи, всепокоряющим. Катя, наверно, и в самом деле переняла это дедушкино достоинство, ибо своих одноклассников она покорила. В напряженных ситуациях учителя даже обращались к ней за помощью -- и она расслабляла напряжение, за что ей пытались присваивать звание то "вожака", то "предводительницы".
-- Она будущий педагог! -- безапелляционно определил Александр Степанович, ибо предпочитал это звание всем остальным.
Васин отец Григорий Кузьмич, заметив, что Катя то и дело поглядывает на фотографию дедушки, нашел нужным все-таки достать молоток и укрепить гвоздь, на котором держалась рама. Заодно он все же попытался подлечить и ножку стола. Ужин от этого на время прервался.
-- Вася Григорьевич рассказывал мне, что вы почти что Кулибин, --сфантазировала Катя во имя покоя и мира.
Кульков согласно кивнул.
Отметив про себя, что Григорий Кузьмич был единственным нарушителем безупречно соблюдавшихся правил домашнего движения, Катя оценила и то, что Вася нарушителя штрафу не подвергал. Эту терпимость к действиям Григория Кузьмича, в которых участвовал и молоток, Катя сочла результатом Васиной тактичности, его преклонения перед старостью со всеми ее безобидными чудачествами.
Произведя глубокую разведку, выяснив обстановку в Васином доме, Катя стала прощаться.
-- А Сонина статья? -- неуверенно напомнил Вася уже в прихожей.
-- Ах, да!
Катя совсем забыла... Ссылаться на склероз было преждевременно, и она сослалась на "Вечернюю серенаду" Шуберта: фортепианное творчество Сони отвлекло-де от творчества литературного. Ее фантазия мгновенно подсовывала нужные аргументы.
Соня залилась клюквенным морсом той же кондиции, каким заливался Вася. И сомневающейся походкой отправилась за статьей. Пока она отсутствовала, Анастасия Петровна, взглядом испросив Васиного разрешения, пригласила Катю "как-нибудь заходить".
-- С Александром Степановичем заходите. И с мамой. Она все такая же... очаровательная?
Вопрос прозвучал тихо и грустно: члены Васиного семейства внешним очарованием похвастаться не могли. "Так вот, где-нибудь на Севере, в непогоду, -- подумала Катя, -- произносят: "А на юге сейчас тепло!"
Соня, вобрав длинную, как у отца, шею в плечи, принесла тетрадь выгоревшего бледно-зеленого цвета.
"Как дружили в "Могучей кучке", -- пробежала глазами Катя.
-- Мы это напечатаем, -- сказала она. Будто школьный журнал издавался печатным способом.
3
-- Пришла беда -- отворяй ворота! -- пробормотал самому себе Александр Степанович, входя в калитку, поскольку "отворить ворота" он бы не смог, если б даже и захотел: их в дачном заборе не было.
Юлия Александровна задержалась на работе. И он пригласил Катю в наизусть заученную ими прогулку, о которой говорил.
-- Это не путешествие по местам моей боевой славы, но, я бы сказал, путешествие по местам Васиной верности.
В рецензиях на малининские научные труды неизменно подчеркивалось, что они посвящены нравственной теме и проникают в нее глубоко.
-- Я не водолаз, чтобы глубоко проникать! -- сердился Александр Степанович. -- Если проникаю по-своему, уже предостаточно.
Но главным образом его раздражала первая часть похвалы. Он был уверен, что никакой "темы нравственности" не существует, ибо нравственность всеобъемлюща.
-- Неужели можно вообразить, что тот, кто безнравственно ведет себя под крышей родного дома, по отношению, допустим, к матери, будет высоконравственным в заводском цехе, на сельском поле или на поле боя?
Каждого педагога Александр Степанович считал проповедником. Но лишь в том случае, если сам он жил и поступал согласно своим воспитательным проповедям.
Вася Кульков, по убеждению Александра Степановича, жил и поступал именно так. Катя страстно разделяла это убеждение дедушки.
-- Воспевать верность, неразрывность дружеских уз -- почтеннейшее занятие. Но подкрепить эти воспевания собственными поступками -- еще более почтенное и более трудное! -- в очередной раз сказал Александр Степанович внучке, когда они через сосняк брели тем самым памятным путем на поляну, окруженную березами, искусно сочетавшими гигантский рост с женственностью и изяществом.
"Прошло шесть лет, а все то же самое, -- подумала Катя. -- Там, где иглы, я слышу, как дедушка дышит, а там, где листья, он дышит нормально".
Катя знала, сколь ценит дедушка давние спасательные действия Васи, и могла бы блаженно поддакивать, если бы не ощущала все, что он говорил, предисловием к чему-то тревожному. Хваля Васю, дедушка мысленно его кому-то противопоставлял.
-- Что-нибудь случилось? -- спросила она.
Александр Степанович считал, что юную душу не следует убаюкивать: "К встречам с хорошими людьми наших питомцев готовить не надо (здесь само собой все будет в порядке!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18